Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил:
— Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шариков пожал плечами.
— Да не согласен я.
— С кем? Энгельсом или Каутским?
— С обоими, — ответил Шариков.
— Это замечательно, клянусь Богом. Всех, кто скажет, что другая… А что бы вы со своей стороны могли предложить?
— Да что тут предлагать?.. А то пишут, пишут… конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять всё, да и поделить…
— Так я и думал, — воскликнул Филипп Филиппович, шлепнув ладонью по скатерти, — именно так и полагал».
«АПОЛОГИЯ ПЛАТОНА»
диалоги государства и общества
АПЕРИТИВ
«Возможно, когда-нибудь нынешний век будет известен как век Делёза», — так звучит ставшее уже классическим высказывание Мишеля Фуко. Он тогда как раз прочел «Различие и повторение» и «Логику смысла» — две удивительно глубокие книги Жиля Делёза. Впрочем, до работы «Что такое философия?», которую Делёз написал вместе со своим другом и коллегой, психиатром Феликсом Гваттари, Фуко не дожил. И кажется мне, что, прочти он эту работу, от «вводной конструкции» в своём определении современности — «возможно, когда-нибудь» — Фуко бы отказался: «Нынешний век будет известен как век Делёза».
«Пожалуй, вопросом "что такое философия" можно задаваться лишь в позднюю пору, когда наступает старость, а с нею и время говорить конкретно», — так начинают Делёз и Гваттари эту книжку с названием каку учебника для начальной школы. Гваттари и правда умрёт через год после её публикации, а до самоубийства больного раком Делёза тогда оставалось чуть более четырёх лет. «Это такой вопрос, — продолжают они, — которым задаются, скрывая беспокойство, ближе к полуночи, когда больше спрашивать уже не о чем»[19]
. Последний вопрос — последний ответ.Галопирующая бесконечными интеллектуальными инновациями философия XX века должна была, как ни крути, прийти к каким-нибудь (ну хоть каким-нибудь) «окончательным выводам». Античность философствовала 1200 лет, Средневековье можно не считать, но пусть и оно будет — это 1000 лет; следующий «полный круг» философской мысли — от эпохи Возрождения до собственно XX века — это 400 лет. Взглядом такие циклы философствования не охватить, на таком длинняке можно лишь заниматься реконструкцией, а значит — создавать правдоподобную ложь.
С XX веком всё по-другому — это полноценная «философская серия»: по кругу прошла череда философий, сопоставимая по объёму созданного ею и разнообразию направлений с классическими «сериями» Античности и нового времени. А это значит, что современник XX века мог на собственном опыте проследить полный цикл зарождения, взлёта и умирания философского знания. Если ты успел застать на профессорской кафедре первого в этой «серии», если ты сам был в центре событий, когда она билась и побеждала, и если, наконец, ты видишь, как твой ученик восходит на кафедру, чтобы срубить её под самый корешок, ты в конце жизни, вероятно, можешь сказать: «Я кое-что понял…» Что же поняли философ Делёз и психиатр Гваттари, «старчески» отвечая на вопрос — что такое философия? Формулировка, возможно, покажется кому-то странной и даже примитивной, но мне она очень нравится: «Философия — это искусство формировать, изобретать, изготавливать концепты»[20]
. Приятно думать, что для понимания вопроса (тем более такого) достаточно разобраться всего с одним-единственным концептом — концептом концепта.Вся философия, если рассматривать её максимально непредвзято — со стороны, так сказать, — представляет собой череду
Тут опять же, что называется, с какой точки зрения посмотреть (для меня, например, важна функциональность предлагаемой «модели»)… Но в любом случае эта разность