Справа налево

Из Регенсбурга поезд мчится в сторону Зульцбах-Розенберга, и по дороге я узнаю от писателя Александра Мильштейна, что немецкие антифашисты презирают горы. Оказывается, они говорят так: мы не ездим в Альпы кататься на лыжах потому, что горы — гиперборейский символ нацизма. Надо сказать, немецкие антифашисты — очень крутые ребята. Немцы вообще, начиная с детского сада, продолжая школой и университетом, снова и снова повторяют, как мантру: с 1933 по 1945 годы в Германии правил режим, совершивший немыслимые преступления, и все, абсолютно все без исключения граждане всех последующих поколений обязаны разделить вину за содеянное их предками. Причина этому очень простая: покаяние есть не только сожаление о содеянном, но и усилия, благодаря которым оно, содеянное, никогда не должно повториться. Законодательно это выражено просто: любой гражданин ФРГ, оправдывающий деятельность нацистов или проповедующий их убеждения, подлежит уголовному преследованию.

Для того чтобы представить, насколько немыслим этот вариант покаяния для России, давайте вслух произнесем: с яслей, школы и института каждый гражданин РФ должен впитать, что на территории СССР практически весь XX век существовал преступный режим Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, и те, кто оправдывает существование и деятельность ГУЛАГа, НКВД, КГБ и других карательных органов, — подлежат преследованию закона. Фантастично звучит, да? Прямо-таки немыслимо. Зато верно.

VI

В Зульцбах-Розенберге мне довелось побывать в здании городского архива, завещанного городу писателем Вальтером Хёллерером, который входил в знаменитую Группу 47. Gruppe 47 — сообщество немецких писателей, возникшее в 1947 году и объединявшее авторов, противостоявших нацизму и намеренных создать новую немецкую литературу. Чтобы понять, насколько писатели Группы 47 были ригористами в своих убеждениях, достаточно привести такой пример. Однажды поэтесса Ингеборг Бахман привела своего друга, поэта Пауля Целана, на выступление перед Группой 47 — с тем чтобы он впоследствии был принят в ее состав. После чтения Целаном своих стихов состоялось обсуждение, и Петер Вайс сказал, что напевный способ чтения поэта напоминает ему нацистскую манерность. Надо ли добавлять, что еврей и бывший житель гетто Целан потом ничего не хотел слышать о Группе 47?

Я рассматривал в уютном особняке Хёллерера фотографии Генриха Бёлля, Элиаса Каннетти и вспоминал «Ослепление». В этом романе Каннетти показывает, как посредственность прогрессирует и роднится с гротеском, чтобы вызвать к жизни нацизм. И вот что я подумал: произошедшее в XX веке все-таки нельзя объяснить оружием среднего человека. К посредственности непременно должно быть добавлено что-то вопиюще бездарное, какое-нибудь полуграмотное оккультное знание, какие-нибудь гиперборейские чудеса и вера в безотказную работу магии. Я довольно долго обдумывал, как стало возможно торжество расового антисемитизма. И сейчас я стану говорить от имени своей интуиции. И всё, что я произнесу, будет относиться к области недоказуемой, но вечное наваждение писателя — пытливость понять, что происходит внутри других людей, — развязывает мне руки.

Посредственность способна была воспринять расовый антисемитизм, но не была способна довести его идеи до завершения. Только гротескная одержимость способна отправить в получасовую агонию шесть миллионов душ, заставив их дышать газом, предназначающимся для уничтожения насекомых-вредителей. Что я хочу сказать? Только и всего, что концепция Ханны Арендт о великом зле, овладевшем механизмом смерти с помощью бесчувственных посредственностей, недостаточна для объяснения произошедшего в XX веке.

В 1945 году Эйхман бежит из плена, добывает себе аргентинский паспорт на имя Рикардо Клемента и в 1950 году переезжает в Аргентину, где работает конторским служащим местного отделения Mercedes-Benz. В 1952 году он возвращается в Европу, чтобы жениться под новым именем на своей собственной жене и вывезти в Аргентину свою семью, где у него вскоре рождается еще один ребенок. Как видим — никаких признаков депрессии в его поведении нет. Напротив, есть стремление жить долго и счастливо.

Один из сыновей Эйхмана писал, что членов его семьи смущало отсутствие сожаления у его отца относительно содеянного. Сам Эйхман говорил, что с улыбкой прыгнет в могилу, поскольку он исполнен чувства выполненного долга.

VII

Ладно, оставим пока Эйхмана. Сколько человек было вовлечено в «окончательное решение»? В Ванзейской конференции на вилле «Марлир» принимало участие пятнадцать человек. Как минимум все они разделяют с Эйхманом ответственность за совершенное. Вглядываясь в их портреты, я не смог уловить в себе ощущения, что они — средние люди, угодившие в круговорот чиновной вынужденности следовать указаниям фюрера. Значит, должно быть выявлено некое другое качество, объединяющее их.