Справедливый приговор. Дела убийц, злодеев и праведников самого знаменитого адвоката России

Хорошо, посмотрим, чем это обвинение доказано, как вы должны в нем убедиться.

Говорят вам, что буйные братья Бабанины были только верны своим необузданным привычкам; говорят, что благородный и достойный представитель закона подвергался обидам и с кротостью претерпел их.

Но следствие нам показало, как у кроткого, как агнец, безгласного Сулимы всегда с собой были стилет и пистолет, принадлежность далеко не кротких личностей. Следствие показало, что эти орудия были при нем и в доме Заньковского и не оставались без надлежащего употребления.

Вот с такими атрибутами входит Сулима в дом Заньковского, где последовательно встречается с тремя братьями Бабаниными, из которых вот этот, Степан Степанович, был в конторе и доме, а вот этот, Александр Степанович, приехал только к обеду. Егора Бабанина, третьего, которого на суде нет, мы оставим в покое; напомню только одно, что по обвинительному акту просьбу скандального содержания читал Егор Бабанин, а Степан виноват только в том, что имел уши и слушал ее.

Обвинение утверждает, что в конторе началось оскорбление должностного лица. Кем и кто оскорблен? спрашиваете вы. — Братьями Бабаниными, отвечают вам. Какой из них и чем оскорбил? На этом обвинение не считает нужным останавливаться. Довольно быть Бабаниным, чтобы быть виновным, в чем вам угодно.

Но правильное обвинение должно сказать: который из них и что говорил, чем оскорбил. Нельзя одного судить за вину другого. Если же обвинение не может распознать вины отдельного лица, то оно должно пасть, а не огульно, оптом привлекать всех Бабаниных.

Жалобу подала какая-то старушка, подала исправнику. Читать ее заставил исправник. Почему же не привлечен исправник? Потому что он не Бабанин. Почему перешептывание и переписка, без определения даже ее содержания, вменяются в вину подсудимым и не вменяются исправнику? Потому что они Бабанины.

Да, наконец, что же преступного в шептании и переписке? Неужели нужно непременно молчать или громко говорить, чтобы быть безнаказанным? Давно ли стало преступлением чтение чужой просьбы, поданной чиновнику, когда он сам об этом просит?..

Переходим из конторы в дом, во время обеда.

Обедают Сулима, Бабанины; в числе их уже находится Александр. Начинаются остроты, колкости. Сам г. Сулима говорит, что эти остроты до существа дела не относились, а Заньковская даже в комиссии говорила, что беседа была прилична. Судебное следствие по этому поводу ничего не прибавило: оно нас ознакомило лишь с одною подробностью, которая нам будет нужна. Мы теперь знаем, что обед был не будничный, а званый; еды и питья было вдоволь, и никто, ни хозяин, ни гости, ни Сулима, ни Бабанины, себе не отказывали. Преступных стычек здесь не было. Ведь не считать же преступлением колкости, взаимно расточаемые гостями? Ведь до существа дела не относящиеся остроты, которых Сулима не умел отражать, не могут быть воспрещены людям. Ведь так уже на свете бывает, что один умеет сострить, другой — нет, не находчив, не сообразителен…

Обед кончился. Гости вышли из столовой. Отправимся и мы следить за Сулимой и Бабаниными в те моменты, в то время, когда между ними произошла главная схватка, главное законопреступное дело, в котором Бабаниных обвиняют.

Предпошлем еще следующие замечания.

К стычке этой, говорит обвинение, давно готовилась семья Бабаниных, недовольная действиями посредника. Здесь давнишнее желание их исполнилось, и они отомстили ему за его деятельность, которая не по сердцу была им, помещикам, принужденным уступать крестьянам в спорах, благодаря посредничеству Сулимы.

Что Бабанины давно собирались побить Сулиму и с этой целью приехали, это обвинение выводит из того, что Бабанины приехали без приглашения. Хозяйка дома Заньковская, однако, утверждает, что в приглашениях Бабанины не нуждались. То же сказали муж ее и прислуга. И это очевидно верно: соседи, 20 лет знакомые, станут ли церемониться?

Напрасно думает обвинение, что, сделавшись посредником, Сулима уже не имел и к нему не могли иметь иных, неслужебных отношений. И у Бабанина, и у Сулимы под форменной одеждой или сюртуком билось хорошее ли’, дурное ли, но человеческое сердце; у того и другого были в семье сестры, и по поводу одной из сестер одного из них шла размолвка между Александром Бабаниным и Сулимой. Это я беру со слов Бабанина, неопровергнутых обвинением; этим словам я верю, потому что свидетели Заньковский, Дублянский и др. говорили, что семейные неприятности были поводом ссоры.

Обвинение напрасно полагает, что, если Сулима посредник, то ссора могла выйти только из служебных отношений. Ссора могла совпасть со временем вступления Сулимы в должность, но обусловливаться неслужебными столкновениями.