– После вскрытия узнаем! – весело ответила хирургиня, и я развернулась к ней так, что ножки Малыша описали дугу в воздухе.
– Это вы про моего сына? – спросила я, чувствуя, как зарёванные глаза заливает кровью.
– Нет, – глядя мне в лицо, соврала хирургиня. – Не волнуйтесь, мамочка, всё будет хорошо.
Я ждала его в палате, и мне казалось, что прошла целая вечность – ну или как минимум час. Я забыла, что у меня есть другие дети, и когда муж позвонил мне, сбросила звонок – просто не знала, что ему сказать.
Малыша принесли через десять минут, он крепко спал, проживая свой первый наркоз. Хирургиня достала скрепку через рот, не повредив трахею, даже не поцарапав её. Разогнутое орудие убийства, как и гвоздик, было завёрнуто в бинтик.
– Не представляете, как вам повезло, – сказал мне впоследствии наш педиатр. – У Кондаковой золотые руки, никто больше так не смог бы. Но она редко дежурит, просто чудо, что вы попали в её смену!
Кондакова заглянула к нам на следующий день, сказала, что не видит смысла больше держать нас в больнице.
– Зачем скрепку ел? – сурово спросила она у Малыша на прощание.
– Кушать хотел, – шёпотом ответил сын.
Мы живём на улице Девочек. На самом деле у нее другое название, а улицей Девочек её придумал называть мой младший сын. Ему сейчас шестнадцать – он высокий, сероглазый, в хорошем настроении похож на молодого Костолевского, в плохом – на Мэла Гибсона. Когда я смотрю на него, то не могу себе представить, как когда-то носила его на руках. Но всё-таки это тот же Малыш, который живёт в моих воспоминаниях – о том, что было так недавно и забылось так легко, хоть и было пришпилено заржавленной скрепкой прямиком к памяти. И для верности прибито гвоздиком.
Кресло справа
Екатеринбург – Москва в понедельник, Москва – Екатеринбург в пятницу, каждую неделю, кроме праздников и отпуска. Регистрация на ваш рейс открыта, выберите место. Первые ряды, места у окна и в проходе занимают сразу же. Чуть-чуть зазевался или, например, связь пропала на минуту – вот и бери, что осталось. Вы успешно зарегистрированы, пожалуйста, распечатайте посадочный талон.
Первые ряды не люблю – там пассажиры с младенцами. Идеально – девятый у окна или у прохода. И не дальше двенадцатого.
Много лет один и тот же рейс, два аэропорта – Кольцово и Шереметьево, Кольцо и Шарик. Получается, что именно круг, а не восьмёрка – символ бесконечности. По крайней мере, для меня. Повторяется всё: аэроэкспресс, номер выхода, текст, который произносят пилоты (кто, интересно, научил их верить в то, что полёт способен
Сегодня вечер пятницы, моё место 9C, выход на посадку 14, терминал D. Хорошо, что не надо спускаться вниз по лестнице к выходам 1–2, значит, будет трап, а не автобус. Никто не любит автобус, там или холодно, или душно, всегда нужно долго ждать и некуда пристроить ручную кладь. У меня с собой небольшая сумка на колёсиках, жена подарила на день рождения несколько лет назад. Она предпочитает практичные подарки.
Пока всё по расписанию. Рабочая московская неделя завершилась три часа назад, впереди – два выходных. В воскресенье – день рождения сына, он сказал, что пойдёт в кино с друзьями, а потом они поедят в «Бургер Кинге». Ему подарят деньги в конвертах – теперь у подростков так принято. Если подарят тысячу, ты тоже потом в ответ понесёшь тысячу. Ваня Малков обычно дарит две, а Серёжа Банных – пятьсот рублей. Сын заранее знает, сколько денег выпадет из подаренных конвертов; исходя из этого он планирует, на что их потратить, – а иногда, подозреваю, увеличивает число приглашённых для того, чтобы довести общую сумму до нужной.
На мой взгляд, это слишком. Жена считает иначе:
– Интересно, а какой ещё сын мог родиться у финансового консультанта?
(Какой угодно.)
Спросил сына, может, он хочет в этом году получить какой-то особенный подарок от меня, в конце концов, ему исполняется шестнадцать. Наручные часы?
– Зачем ему? – встряла жена. – Он время на телефоне смотрит.
(И не только время. Жене лучше не знать, какие у него там видео. Я случайно наткнулся – и оторопел. В шестнадцать лет лично я был намного скромнее.)
– Лучше деньги, пап. Если тебе не сложно.
– Деньги – это всегда сложно, – заметила жена.
Московские коллеги спрашивают: тяжко тебе летать домой каждую неделю? Устаёшь, скучаешь по близким, ну и вообще, жить на два города – это же так неудобно!
Я соглашаюсь: да, неудобно, скучаю и устаю. На самом деле всё это ложь, которую я озвучиваю только для того, чтобы не разочаровывать коллег.
В Москве мне снимают квартиру, в которой есть всё, что нужно для жизни, и даже больше.
(Что может быть больше жизни?)