Спрятанные реки

В сентябре моей дочери Леоноре задали написать сочинение для всероссийского конкурса. Тема: «Что бы я делал в 1917 году?». Требовалось отпустить на волю фантазию и рассказать, как бы ты жил, на чьей был бы стороне, поддерживал бы красных или белых. Первый приз в этом конкурсе был поездка в Санкт- Петербург, колыбель русской революции. Дочь очень серьёзно готовилась к сочинению, а мы с мужем ей помогали. Я взяла на себя поиск исторических фактов – и почти целую неделю работала в библиотеке, собирая различные факты о Екатеринбурге 1917 года. Хотя, если кратко выразить лично моё отношение к этому вопросу, я, ни секунды не сомневаясь, уехала бы за границу.

Лидия заняла в конкурсе третье место.

А в тот день, когда Афанасий (он служит у моего отца) тащил меня вверх по лестнице, в голове моей проносились различные фотографии, которые я отмечала в книгах закладками-стикерами, чтобы дочке было удобнее вдохновляться.

Советскую власть провозгласят 8 ноября в 7 часов утра в городском театре, известном теперь как оперный.

На другой день солдаты без единого выстрела займут почтамт и вокзал.

В Екатеринбург заявятся кронштадтские матросы, начнутся обыски и грабежи.

Через год привезут царя с семьёй из Тобольска и расстреляют их летом в Ипатьевском доме.

Потом в город войдут белочехи, приедет Колчак.

В общем, я достаточно насмотрелась на все эти фотографии, мелькавшие у меня в голове, как в книге, поэтому бросилась в ноги к величественному старику, шагнувшему из анфилады комнат, и крикнула:

– Папенька, давайте уедем, пока не поздно! В Париж, а лучше – в Лондон!

(Там я хотя бы объясниться смогу.)

Отец крепко обнял меня и сказал:

– Успокойся, Анна! Мы не можем бросить свою страну и свой народ.

Но я всё равно уговорю его, дорогой Стива Облонский, уговорю уехать из России, пока не поздно. У нас есть кое-какие сбережения, они позволят нам устроиться за границей.

Единственный плюс для того, кто переносится в прошлое из будущего, состоит в том, что ты хорошо знаешь, как будет развиваться история. Важно только не навредить здесь ничему – ведь прошлое такое хрупкое… Что будет, если семинарист Коровин не падёт жертвой революционного произвола? Если царь и его семья останутся в живых, а Колчак не уйдёт за Урал?

Я очень спешу с этим письмом, потому что память моя на глазах переменяется, – словно бы и я вправду становлюсь Анной Долматовой, незамужней дочерью действительного статского советника. Я уже не помню точно своей прежней фамилии, и даже вместо лиц моих детей в памяти зияют провалы, которые можно заменить любыми чертами… Вся моя бывшая жизнь видится отсюда сказкою: тот мир с освещёнными улицами, автомобилями и беспечными детьми в гимнастической обуви – да полноте, была ли она? Возможно, лишь привиделась мне в предрассветной грёзе?

Я даже не помню, зачем намеревалась вам писать, но знаю, что должна сложить готовое письмо в странный прозрачный конверт, похожий на слюдяной или сделанный из бычьего пузыря: он лежал у меня в кармане юбки тем днём, когда я заблудилась в урочище «Палатки». Такой конверт не пропускает воду, он очень вреден для экологии, потому что не разлагается на протяжении столетий. И если я спрячу его на Каменных Палатках, то рано или поздно письмо дойдёт по назначению.

Думаю, вы разберётесь, что с этим сделать, уважаемый господин Хокинг.

Остаюсь вашей покорной слугой,

Анна Долматова.

P.S. Письмо было обнаружено 25 октября 2017 года рядом с телом Анастасии Ч., скончавшейся в природном парке «Каменные Палатки» в результате неудачного падения со скалы: скорее всего, нога женщины застряла в жертвеннике. У погибшей – жены предпринимателя – остались двое детей-школьников.

Грибы по-узбекски

1.

Сороки гоняли ворон над кустами.

Сороки обитали во дворе уже несколько лет, а воро́ны появились недавно, вот им и давали понять, кто здесь хозяин. Лана вышла на балкон покурить и теперь смотрела на птиц, думая: тот, кто решает сменить место жительства, должен быть готов к оживлённому диалогу с теми, кто уже обитает на выбранной тобой части суши.

Вспомнила, как в апреле стояла здесь же с сигаретой – утром на газоне белел полустаявший сугроб, напоминавший своей формой Францию. К обеду он сократился до Швейцарии, вечером превратился в Ватикан, а на следующий день испарился, обнажив то, что здесь всегда и было, – русскую землю.

Воро́ны с позором отступили.

Лана потушила окурок в банке из-под тресковой икры, назначенной на должность пепельницы. Показалось, что дымит, – ещё раз достала окурок, проверила, чтобы не тлел. Она панически боялась пожара. А эта банка, стоящая на балконе, была свидетельством того, что в борьбе за здоровый образ жизни победил нездоровый. Лана многие годы отказывалась признаться, что курит всерьёз, – не заводила пепельниц, часто выбрасывала початые пачки, но в конце концов сдалась и принесла на балкон пустую банку из-под икры.