Спроси заклинателей духов

Седло Серого, перевернув, укрепили крест-накрест на седле Орлика, между двумя вьюками, и на него положили груз Серого. Поклажа горой возвышалась на спине коня, впереди шел Аникей, отыскивая места для прохода, чтобы Орлик не цеплял за деревья, а Афанасьич шел сзади с ружьем, поглядывая по сторонам, все еще на что-то надеясь.

Сейчас кругом была тундра, ни деревца. Только чахлые кустики бетулы — карликовой березки — попадались на пути. Да ягода в изобилии — брусника и шикша.

Здесь же на равнине застал их ночлег. Палатку установить было негде — еле нашли небольшой холм, разбили лагерь на его склоне, вместо стояков для палатки приспособили карабин и ружье, а растяжки укрепили с помощью камней и седел. Кустиков ягод, мха и веточек бетулы для костра хватило.

— Завтра будем на месте, — сказал Аникей. — Вон там у сопок, — он показал, — перевалбаза. Там же посадочная площадка геофизиков. Иногда к ним летают, когда погода. И если они еще не свернули свою экспедицию.

— Совсем?

— На зиму остается один человек с рацией. Следит за балками и площадкой. Пастухов принимает, когда зимой подкочевывают. Склад с продуктами должен быть.

— Осталось две пачки галет и две банки консервов, — сказал дед.

— А чай?

— Есть.

— На завтрашний день этого хватит, был бы чай, вон сколько ягод!

— Давай, Никей, сейчас пособираем немного, пока снег не пошел.

— Правильно мыслишь! Давай котелок! Эх, и поедим завтра!

К нему возвращалось нормальное рабочее настроение. «Что мы, как сычи, надулись и молчим всю дорогу? — думал он. — Так ведь и сдвинуться можно. Хватит! Напереживались. Работать надо. Работать! Хуже уже не будет… не должно быть».

— И кустиков нарубим, — сказал Аникей. — Заготовим побольше веток на утро, в палатке они за ночь немного подсохнут, а?

— Верно, верно, — встрепенулся дед.

Они быстро набрали ягод, заготовили топлива, наскоро попили чаю, и Аникей первым полез в палатку. Дед подошел к Орлику и воровато скормил ему три галеты.

Аникей не спал и был весь там, в Ольховке. Тогда в ночь, перед утром прощания, она встала с постели и подошла к окну, раздвинула шторы, чтобы узнать, идет ли дождь. Она так хотела, чтоб шел дождь, чтоб Аникей не уходил в это утро.

Дождя не было. Громадная луна висела в небе, и тяжелые облака плыли мимо нее. Лунный свет залил комнату. Он струился, обтекал тонкую темную фигурку, застывшую у окна, и Аникей был ослеплен луной, как солнцем.

Она шевельнулась, и длинная тень, ее качнулась на стене. Она тихо вернулась в постель, и ему казалось, одежды из лунного сияния колыхались на ней.

— Так хорошо, да? — шепотом спросила она.

Ее длинные черные волосы отливали в лунном свете серебром, они казались белыми, они, как дождь, струились у него между пальцев, и была она такая красивая — красивее дождя.

У него защемило сердце, и он подумал о том, что скоро будет прощаться, что эта ночь кончится, кончится скоро.

От ливня лунного света, затопившего комнату, неясная тревога поселилась в его сердце, тревога о том, что ждет его впереди.

— Я зашторю окно, — сказал он.

Они не спали, и утро не наступало долго.

Она зашептала что-то, и он уловил мелодию. Потом откинулась на подушку, засмеялась, запела чуть громче, и он угадал чукотские слова.

— Что это? — спросил он.

— Ты же просил… помнишь? Песня девушки с Голубых Озер.

— Но ты говорила «нельзя», только на праздниках.

— Сейчас можно.

— О чем она?

— Девушка поет о юноше, — она засмеялась, — о красивом юноше, который из-за далеких гор однажды пришел к Голубым Озерам из чужой страны и остался тут навсегда и никак не может вернуться домой… так сильно полюбил он девушку, которая ради него не может покинуть Голубые Озера.

— И все? — спросил он.

— Нет, она поет дальше о том, что такая участь ждет и других юношей, если им выпадет счастье увидеть Голубые Озера и девушек, что родились тут. Все.

— Ух ты! — засмеялся он. — Самонадеянная девушка.

Она улыбнулась:

— Не знаю. Так в песне поется. А песни зря не бывают. Значит, все правда.

Она прижала его голову к своей груди, и он услышал, как бьется ее сердце.

…Сейчас Аникей лежит в палатке, вход застегнут на все пуговицы, он не видит ночи, но знает, что на небе ни единой звездочки, тяжелые облака легли на вершины гор, и ему хочется курить.

— А мы вас давно заметили, — встретил Аникея парень в летной форме. — Откуда, думаем, идут такие Дон-Кихот и Санчо Панса?

— Что-нибудь для нашего Росинанта найдется?

— А как же? Вон столовка, спросите Андрея, это наш повар. Сами-то как?

— Да не мешало б.

— Тогда поспешите, пока горячее. Мы недавно пообедали.

Столовая оказалась маленьким балком с двумя комнатами. Одна — кухня, вторая — зал на два раскладных дачных столика с такими же раскладными стульчиками для восьми персон. Вот и вся пищевая точка.

Афанасьич проник на кухню.

Повар Андрей вылил ему в ведро остатки борща, навалил туда же каши, сухарей, выдал две буханки хлеба.

— Надо будет добавки, — приходи. А вода вот — в бочке, — Андрей протянул гостям две тарелки. Одна с котлетами, вторая — с макаронами. И чайник с какао. — Заправляйтесь!