Спроси заклинателей духов

Дед много сказок может рассказать, а про свою жизнь молчит. Матвеев и не спрашивает. Он и так кое-что про Киема знает, не хочет бередить его раны, ни к чему это.

— Скоро охота… — переводит разговор Матвеев.

— Скоро… скоро… собачки ждут…

Матвеев знает, что Кием хорошо подготовился. Морзверя в этом году много было, приманку загодя старик разложил на своем участке, но лучше подождать, когда совсем море станет, старик любит во льдах расставлять капканы, в тундре ему не так везет.

Упряжка соскучилась за лето и осень по работе. Начнешь запрягать — воют, скулят, рвутся в нетерпении. Давно старик проложил первый свежий нартовый след, посмотрел свой участок, проверил, но ставить капканы рано, еще подождать немного надо…

Несколько раз Кием приглашал его на весеннюю и осеннюю охоту, когда валом идет утка и гусь, но Матвеев отказывался, и не понимал дед, почему все ждут заветного дня, а Матвеев равнодушен, все равно ему. «Плохо, знать, стреляет, стесняется», — думал Кием.

Хорошо стреляет Матвеев. Если из карабина или пистолета, то даже лучше Киема. Отец учил… Помнит его науку Андрей до сих пор. Пришел тогда отец на обед, а Андрей к нему с похвальбой — смотри, мол, я пуночку убил, во-он с какого расстояния! А жили тогда в военном городке, все дети стрелять умели, у всех в доме было оружие. Андрей стрелял из «тозовки», это не возбранялось.

Отец взял мертвую птицу, зарыл в снег у крыльца, а сыну дал пятнадцать копеек и послал к столбу укрепить монету как мишень.

— Отсюда стрелял?

— Да… — сказал Андрей.

Отец прицелился, выстрелил, и монета оказалась прямо вдавленной в столб. Посмотрел на свою работу, выковырял монету, поставил новую, сказал Андрею;

— Стреляй.

Тот промазал. И еще раз промазал. И еще.

— Вот и стреляй, пока не попадешь!

Пришла мать, позвала обедать.

— Пусть сначала стрелять научится, потом обедает. А в пуночку и дурак попадет!

— Господи, в пуночку! — заохала мать. — За что ж ты ее? Она ж святая птица, безобидная, она ж нам на север весну приносит, первое солнце! — махнула рукой, ушла. Остался один Андрей на улице.

Монету он все-таки загнал в столб, но расстрелял пачку патронов. Но отец успел ему внушить, что никогда нельзя из озорства палить по живому.

Много времени прошло, и уже здесь, на Чукотке, в своей геологической жизни если и случалось изредка убивать птицу, то лишь для еды, когда совсем в отряде ничего не было и только надеялись, чтобы кому-нибудь повезло. А на оленя и медведя у него вообще рука не поднималась. В партии знали, если чего добывать — Андрей отвечает за рыбу, рыбу ему можно поручить, ее ловить он мастак, а на охоту пусть уж кто-нибудь другой отправляется.

На моржовой и нерпичьей охоте он помогал, но только в качестве моториста на вельботе, и промысел этот не любил, но понимал — это людям побережья как посевная и уборочная на материке, от этого зависит благополучие людей, и тут уж эмоциям не место.

— Новые винтовки на складе есть, «Барсы», тебе обязательно выделим, — пообещал он старику.

Глава 4

Первый раз он с ней встретился в Магадане в облоно летом, где оформлял группу детей своего поселка в один из пионерских лагерей Колымы.

— Вот, знакомьтесь, Андрей Андреевич, будет у вас новый директор школы.

Высокая блондинка с красивой прической, без косметики, это ему понравилось, но уж больно молода, это настораживало.

— Говорят, у вас там полгода день, полгода ночь, — щебетала она. — Как же вы спите полгода? Не надоедает? И у всех, наверное, много детей? — пошутила она.

— Детей действительно много, — согласился Матвеев, — вон я их сколько привез!

А про себя подумал: «Не знаешь ты, куда едешь. Еще наплачешься!»

И вот она сидит перед ним и плачет. Всхлипывает она тихо, платочек мокрый, но глаза красные, не высыхают.

— Что теперь будет? Что теперь будет? — причитает она. — Меня же из партии исключат… с работы уволят… а я так сюда хотела… романтики попробовать… вот и попробовала… Что делать-то? Что делать, Андрей Андреевич? Если бы я знала?!

— Успокойтесь, Людмила Федоровна, успокойтесь! Жизнь есть жизнь… Тут уж ничего не поделаешь… Так случилось… Вы не виноваты, это без вас началось, вы ни при чем.

— Но я директор! Меня же на всех совещаниях склонять будут!

— Конечно, будут, — обреченно согласился Матвеев.

— А вы? Вы-то куда глядели? — закричала она.

Матвеев пожал плечами, налил ей воды, и в кабинете наступила тишина.

…Отличница учебы семиклассница поселковой школы Катя Рультынэ за лето пополнела, заметно округлилась, веселый румянец, как и раньше, не сходил с ее щек, но по прошествии первого месяца нового учебного года и без обследования врачей было ясно, что девочка беременна.

Случай беспрецедентный. Родителей у девочки нет, она живет в интернате, а единственная дальняя родственница — двоюродная тетка — на другом конце Чукотки, часто болеет, по полгода проводит в санаториях и больницах, вот и сдала девочку в интернат. Забирала только раз в год — на летние каникулы.

— Издержки акселерации, — вздохнул Матвеев. — А разве в вашей практике не было подобных случаев, Людмила Федоровна?