Спросишь опять - отвечу “да”

Кейт не стала об этом говорить в автобусе. Позже, когда они вдвоём играли на валунах, она сказала, что лучше ему не рассказывать никому из мальчиков, но днём раньше у Рене началось “сам знаешь что” на школьной площадке, и школьная медсестра показала ей, как пользоваться прокладками.

Насколько Кейт знала, Рене была первой из них. “Наверное, я буду последней” - добавила она, плотно натягивая футболку на грудь и нахмурившись от увиденного.

Когда Кейт сказала “прокладка”, Питер почувствовал, как запылало его лицо. Кейт с интересом склонила голову. “Ты же, наверное, слышал о месячных?”

“Конечно. Так?” - спросил Питер, потянув за край скользкой куриной шкуры.

На кухне было так темно, что Питер не мог понять, в какой миске что находится: в одной были битые яйца, в другой - холмик панировочных сухарей.

Когда мать ушла наверх, в свою спальню, он попытался поймать ритм, в котором она готовила ужин. Он промаслил противень, как часто это видел, когда она готовила, и построил на нём рядами куриные ножки.

Он услышал, как дети собирались на улице, и вымыл руки. Стоя у задней двери и слушая тихое потрескивание разогревающейся газовой плиты, он увидел в щель куртку Ларри Макбрина в красно-голубую полоску, который протопал по тропинке позади дома Глисонов. Мальдонадо тоже вышли. Сестры Кейт. Дилл. Близнецы Франкель, которые ходили в городскую школу. Да все уже были на улице.

Когда Питер найдёт этот корабль, то покажет ей, что он никуда не делся, не потерялся.

Мать была так рада, сделав ему этот подарок. Вместе они прочитали сертификат, который прилагался к кораблю. Она сказала, что отведёт его в библиотеку, чтобы найти книгу о сэре Фрэнсисе Дрейке, или о деревообработке, или о судостроении, или обо всех трёх сразу.

Тем вечером, когда он пошёл к холодильнику за молоком, она прижала его к себе, как раньше, когда ему было пять-шесть лет, и прошептала, что корабль стоил шестьсот долларов плюс ещё семьдесят пять за доставку. Затем она сделала большие глаза, как будто случайно выдала большой секрет и на самом деле не хотела, чтобы он об этом знал. Питер понял, что не должен говорить об этом отцу.

Мать увидела корабль в каталоге, который один из её пациентов оставил в больнице, и решила, что у Питера обязательно должен быть такой же. Когда она мечтала о сыне, то представляла, как он будет играть с такими игрушками.

Корабль был сделан в Лондоне, продолжала она, с полными восторга глазами, словно Питер понимал, что это значит. Мать жила в Англии почти два года, давным-давно. Там было всё самое красивое, рассказывала она. Зачем только она вбила в голову этот Нью-Йорк? Она не могла вспомнить. Из-за работы?

Кто-то ей сказал, что в Америке лучше, чем в Англии. Она рассказывала ему всё это и раньше. Это была её любимая тема, когда ей хотелось поговорить. Питер очень переживал, когда мать рассказывала о тех годах. С её точки зрения, это однозначно было трагедией - оставить одну жизнь ради другой. Лесные тропинки разошлись, и она выбрала ту, о которой будет вечно сожалеть.

Питер слушал её, радуясь, что он родился, думая, что она красивее, чем другие матери, когда хоть немного приведёт себя в порядок. В любом случае - сказала мать, улыбаясь - она была очень рада, что ему понравился корабль. Потому что, на самом деле, это многое говорит о нём. Это говорит о его вкусе и интеллекте.

А потом, когда она ушла на работу в понедельник утром - единственное утро, когда она уезжала раньше его школьного автобуса - он вынес корабль на улицу, чтобы показать Кейт, и больше его не видел.

На корабль было интересно смотреть, но через несколько дней это надоело.

Да, он держался на воде, как мать и обещала. Но когда они пустили его по стремительной талой воде, заполнившей дорожку от дома Кейт, вдоль его дна образовались глубокие царапины. Он снял варежки и потёр царапины большим пальцем, но они по-прежнему ярко виднелись на полированной до блеска деревянной поверхности. Кейт хотела снова запустить корабль вниз по течению, на этот раз со старой Барби на борту, но Питер боялся, что тот ещё больше поцарапается. Поэтому он убрал его в какое-то безопасное место. Но куда?

Тишина дома, когда мать скрывалась в своей комнате, не была мирной тишиной библиотеки. Питеру казалось, что это больше похоже на паузу между нажатием кнопки и взрывом бомбы. В такие моменты он мог слышать, как бьётся его сердце. Он мог чувствовать, как кровь проходит по его венам.

Его отец продолжал жить своей жизнью, как будто мать была просто на работе или в магазине.

Казалось, он не замечал, что она пропускала обеды, что её зубы потускнели от налёта, а осанка изменилась. Даже если она оставалась в своей спальне в течение трёх, четырёх, пяти дней, отец всё равно ел хлопья, стоя у кухонной раковины. Продолжая читать вслух газетные заголовки. Он тянулся за молотым кофе и, обнаружив, что пакет пуст, говорил Питеру: “Кофе кончился”, записывая это в список, который Анна держала в блокноте у телефона.