Когда Питер был маленьким - в первом-втором классе - отец иногда разговаривал с ней перед уходом на работу, закрыв дверь в спальню, чтобы Питер туда не входил.
“Не пропусти свой автобус, приятель” - говорил он. И Питер - в зимнем пальто, с рюкзачком, надёжно сидящим на плечах - следил за часами над столом. Когда маленькая стрелка была почти на восьмёрке, а большая - между девятью и десятью, он знал, что пора выходить на улицу.
Через пару лет, Питер заметил, что отец больше не заходит и не разговаривает с ней. Иногда он смотрел вверх по лестнице, прежде чем уйти на работу. Иногда он прощался, а потом возвращался, словно что-то забыл.
Питер понимал, что его отцу нравились эти периоды, когда мать исчезала в своей комнате на несколько дней. Он выглядел более расслабленным. После работы он сидел на диване, с рюмкой на кофейном столике рядом.
Как-то вечером он сказал Питеру, что это его тридцать шестой день рождения, и Питер почувствовал себя ужасно, потому что за весь день, наверное, никто его не поздравил, но отцу это кажется было без разницы.
В такие дни он разрешал Питеру готовить на ужин вафли в тостере. Он смотрел баскетбол по телевизору и не спал всю ночь. Гул телевизора в три часа ночи расстраивал Питера сильнее, чем то, что его мать не выходила из спальни целую неделю. Питер просыпался дезориентированный, в панике - как будто проспал звонок будильника и пропустил автобус.
Иногда он приносил свою подушку в зал и ложился там.
Он знал, что мать пойдёт в туалет. Она склонялась над раковиной и жадно, большими глотками, пила холодную воду из позеленевшего от времени крана, прежде чем уйти обратно в свою комнату.
“Мама” - говорил он, когда она выходила и останавливалась, положив руку ему на голову и совершенно не удивляясь, что её сын посреди ночи лежит на полу в зале.
Он напоминал ей - за две недели, за месяц - что его пригласили на день рождения, что нужно купить подарок, что нужно сделать проект для школы, и ему нужна её помощь. Питер рассказывал ей, что опять ел бутерброд с мармеладом на завтрак и на обед, надеясь, что это разбудит её. Но мать просто закрывала глаза, как будто её раздражал звук его голоса, и скрывалась в темноте своей комнаты.
Но когда она, наконец, появлялась через несколько дней, она становилась любимой версией его мамы. Она устала, и ей было нужно отдохнуть, думал Питер, и вот теперь отдохнула. После нескольких дней, когда она лишь мельком смотрела на него, он просыпался от запаха бекона, яичницы и блинов. Она нежно говорила ему “доброе утро”, а потом тихо стояла и смотрела, как он ест, покуривая сигарету и выпуская дым за дверь. Она была спокойной. Умиротворённой. Как человек, прошедший через что-то ужасное и почувствовавший облегчение от того, что всё это наконец кончилось.
“Может она заболела” - подумал Питер, засунув курицу в духовку и копаясь в кладовке в поисках гарнира. Банка зелёных бобов. Возможно, ей это понравится. Может у неё грипп?
Он подошёл к двери спальни и сказал что обед готов. Не нужно ни о чём беспокоиться. Он принесёт ей тарелку, или она может спуститься, когда захочет.
Питер вытащил кастрюлю и услышал, как отец зашёл в дом. “Анна?” - крикнул он с порога.
А зайдя на кухню и увидев Питера, добавил - “А, это ты”.
“Школа закончилась раньше” - сказал Питер
“Где мама?”
“Отдыхает” - ответил Питер - “Я просто готовил …”
И он поднял банку с бобами.
“Мы приготовим это позже, приятель. Это займёт не больше минуты” - сказал отец.
Питер положил банку. Он оставил кастрюлю на плите на потом: “Можно я тогда поду поиграю? Дети уже …”
“Да, я видел их. Иди, конечно. Поиграй” - улыбнулся отец.
“А курица?”
“Я об этом позабочусь”.
Снежки ещё не начались. Дети собрались на широком дворе возле дома Мальдонадо. Кейт первой увидела его. “Питер играет за нас!” - крикнула она, и все повернулись в его сторону.
“Нашёл?” - спросила она, когда он встал рядом.
Они разделили территорию: одна команда будет атаковать из-за деревьев, а другая - из-за Кадиллака мистера Мальдонадо.
“Пока нет” - ответил он.
Первый снежок взорвался на капоте Кадиллака.
В мгновение Питер, Кейт и все остальные открыли ответный огонь, на холоде, обжигающем их руки и щеки, с распаренными под пальто телами. Кейт быстро лепила снежки, а Питер, присев рядом с ней, кидал их в противников. У него текло из носа, щеки раскраснелись, он на время забыл о корабле, матери, куриных ножках, которые, надеялся он, отец не забудет вынуть из духовки. Кейт смеялась так сильно, что упала лицом в снег.
У них кончились боеприпасы. Команды разбрелись, готовя очередную порцию снежков.
“Мне надоело” - сказала Натали, сестра Кейт, через несколько минут - “Я иду домой”.
Когда она встала и пошла через поле битвы, обходя “убитых”, игра закончилась, и поле битвы снова стало просто двором, а солдаты - детьми.
Один за другим все вышли из укрытий и направились домой. Снег усилился.
“Ты идёшь?” - спросила Сара, направляясь к входной двери.