Читаем Спросите у берез... полностью

Там садится на табуретку у окна, раскрывает книгу, еще и еще раз пробегает глазами знакомые строчки. Сколько за последнее время книг из библиотеки Жени он перечитал! Все советовался с теми, в авторитет кого свято верил. Долго и упорно искал ответа на вопросы, что его все время мучили.

И вот, кажется, кое-что прояснилось…

Да, родина Вестенберга — Россия, куда много лет назад приехали его предки. Отец еще до революции уезжал в Америку, но счастья там не нашел и вернулся домой, на родную Витебщину. В числе первых вступил в колхоз, был активным строителем новой жизни.

Теперь Владимир снова стал думать о том, что его отец, а значит, и он тоже — немцы. Было горько и обидно, даже как-то стыдно…

И вспомнился ему эпизод, случившийся в первый день оккупации. Он, Вестенберг, вместе с Григорием и Василием уничтожали в сельсовете последние документы. И тут он, первым заметивший через окно вражеских мотоциклистов, крикнул: «Немцы!»

Не фашисты, не гитлеровцы, а именно немцы. Слово это как-то само вырвалось у него из груди.

И вот теперь…

Какое это счастье, что рядом с тобой такие ребята! Что с ними все ясно, сами собой исчезают все душевные тревоги. Конечно, Владимиру труднее всех. Ему больше, чем другим, надо сторониться фашистов. Если они его приметят, обязательно спросят: почему не пошел к нам служить? Ведь ты немец?..

Быстро, незаметно прошла ночь. Вестенберг проснулся бодрым, почти веселым. Вспомнились Стрелки, школа на холме, где он начинал самостоятельную жизнь учителем младших классов и откуда год назад был переведен в Прошки. «А что, если побывать там? — подумалось ему. — В Стрелках, кажется, можно подобрать из ребят неплохую группу. Многих бывших школьников-комсомольцев из этой деревни я ведь знаю».

Эта мысль Владимиру так понравилась, что он решил не терять времени. Быстро позавтракав, пошел советоваться к Василию.

— Что ж, действуй, — одобрил тот, — там, около Дриссы, мы еще ни с кем не установили связи. А Стрелки в очень важном месте, на пересечении дорог.

Попросив у Федосьи Степановны лошадь, якобы для поездки к другу, Вестенберг на следующий же день отправился в Стрелки. Ехал не спеша и к обеду добрался до знакомого пригорка, с которого были видны первые домики.

В какой из них заехать?..

С самого края, несколько в стороне от других, словно на отдельном хуторе, стоит домик кузнеца Александра Максимовича Зубаря. Хозяин, насколько известно, неплохой, работящий человек. Старший сынишка его — Димка у Владимира Иосифовича учился. Вихрастый такой, светловолосый. Занимался неплохо, только на проказы всякие был мастер. Сюда, пожалуй, и следует заглянуть. Дом не очень на виду.

— Владимир Иосифович, добрый день! — послышалось откуда-то сбоку.

— Здравствуй, Димка!

Паренек был на лыжах, за спиной какой-то узел.

— Владимир Иосифович, в деревню лучше не едьте. Там немцы!

— А ты откуда знаешь, что я боюсь немцев? — спросил Вестенберг.

— А то как же! Их все люди сторонятся.

«Интересно, сколько ему лет? Видно, Аниськин ровесник. Нет, Аниська, пожалуй, моложе, хотя ростом и обогнала Димку», — думает Владимир.

— Как живешь, Дима, скучно без школы?

— Всяко приходится, — по-взрослому отвечает подросток. Секунду молчит и неожиданно спрашивает: — Владимир Иосифович, в вашей стороне партизаны не появлялись?

— А тебе это зачем? Рано тебе еще воевать.

— Нет, не рано. Все равно мы уйдем в партизаны.

— Кто это — «мы»?

— Я, и Ванька Казачонок, и Володя Поцелуенок, и Ванька Пудов, и другие ребята. Мы даже себе по винтовке достали, — разоткровенничался Димка, но вдруг осекся. Понял, что наговорил лишнего, хотя и надеялся, что Владимир Иосифович не продаст.

Неожиданное Димкино признание изменило прежние планы Вестенберга. Ехал он пока лишь в разведку, для того чтобы узнать настроение комсомольцев-старшеклассников и установить с ними личный контакт. А они уже, оказывается, действуют.

— Слушай, Димка! — Вестенберг круто меняет характер разговора. — А мне бы ты не мог достать винтовку?

— Запросто! — загорелся Димка. — За урочищем Углы шли бои. И там, если раскопать снег…

— А ты с друзьями раскопай. У меня многие просили, да негде взять. Соберите и спрячьте в надежном месте. Пусть это будет ваш тайник. А когда будет создан отряд, самых смелых мы возьмем к себе в партизаны. Например, в разведку. Хочешь быть разведчиком?

— Хочу, — горячо отозвался Димка.

— Значит, договорились?

Димка согласно кивает.

Теперь Вестенберг часто приезжает в Стрелки. У него здесь целое пионерское звено: мальчишки из его бывшего класса. Все горячие, порывистые, готовые выполнить любое его задание. Собрали два пулемета, четыре автомата, пятнадцать винтовок. Густо смазали их солидолом, завернули в тряпки и спрятали в тайнике. Оборудовать его и правильно хранить оружие, уберечь от ржавчины, помог Александр Максимович — отец Димки.

Через некоторое время Вестенберг решил перевезти оружие, собранное в районе Углов, в Прошки. Мишка подготовил место на своем складе и пришел за Владимиром Иосифовичем, чтобы поехать вместе. Вдвоем удобнее. И грузить, и уложить его будет легче. Да и в дороге всякое может случиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза