Порфира и виссон показывают, что богач был человек знатный и любил хорошо одеться. Постоянные пиры его заставляют нас думать, что богач был окружен блестящим обществом. Отсюда понятно, что и место, где он веселился, соответствовало его роскошной жизни.
Это, конечно, были великолепные чертоги, где всего вдоволь. Здоровье богача было в цветущем состоянии, иначе бы он не веселился каждый день.
Таким образом, богач был вполне счастлив. Но тогда как богач веселился в своем роскошном доме, около ворот этого дома лежал больной и голодный нищий Лазарь.
Какое поразительное противопоставление богатства и бедности людской! Когда внутри палат блеск, торжество, в то же время у ворот их — нищета; в палатах дорогие кушанья, вина — у ворот жажда, голод, язвы; в палатах музыка и пение — у ворот стоны; в палатах изобилие мирского счастья — у ворот совершенное несчастие... Там — друзья, общество; здесь — одни псы! Какая горькая разница между детьми Отца Небесного!
Но и бедный может иметь отраду, хотя маленькую, в своей бедности, если только он здоров. Будет он трудиться, заработает и на хлеб себе, а при хлебе да здоровье нищеты уже не существует.
Бедному же Лазарю не дано и здоровья. Покрытый ранами, лежит он у ворот чужого дома и не может подняться, чтобы попросить подаяния.
Лазарь не видит сострадания к себе и в окружающих его людях. Напротив, как бы для увеличения страданий, и так тяжких, он лежит у ворот дома богача, чтобы видеть достаток и роскошь других, а в себе чувствовать голод.
Может быть, он мог бы слабым голосом высказать желание, самое неприхотливое: поесть хоть крошек, падающих со стола богатого, но некому было услышать его просьбу, исполнить ее...
Гости богача спешили наслаждаться; прислуга заботилась исполнять приказания хозяина, богач веселился. Кто же смел сказать богачу про бедного Лазаря! И не было человека, который бы сжалился над страдальцем... Псы приходили и лизали раны его. Псы исполняли долг человеколюбия к бедному — долг, забытый людьми.
Лазарь, облегчаемый услугой псов, благословлял руку Божию, наказующую и в то же время милующую. Богач же пировал с друзьями, и как ни разнообразны были его удовольствия, иногда жаловался на скуку. Он часто не знал, что ему делать, как убить время, где истратить здоровье, куда девать деньги... и снова пировал.
Умер нищий, и отнесен был ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его.
Итак, вот конец земному: явилась смерть — общая доля и богатых, и бедных — и картина изменяется.
Теперь разница между богатым и Лазарем исчезает: оба они лежат на смертном одре...
Посмотрим же на последнее различие их в земной жизни, на их душевное состояние при смерти! Страждущему Лазарю приближение смерти доставляет отраду, утешение. Со смертью ведь он ничего не теряет, кроме тела и тленного мира. Прошлое его не представляет ему ничего мрачного, страшного воображению, мучительного для совести, а напротив — картины светлые, напоминающие преданность его воле Божией и безропотное терпение.
Вот и богач, привыкший к роскоши и удовольствиям, внезапно захворал. Смерть его близка. Чувственная деятельность его прекращается.
Богач не испытал еще никаких страданий, ни душевных, ни телесных: и вот теперь он поражен страшными болезнями. Кто поможет ему? Доктора, хотя их и много у постели больного, напрасно придумывают средства для облегчения. Родственники и друзья напрасно воодушевляют его надеждой, мучения богача не дают ей места. Приятели, кутившие с ним вместе, видя, что он уже не товарищ им, отходят от него, тотчас же позабыв о нем.
Единственное утешение на смертном одре — это утешение религиозное. А кто даст страждущему сластолюбцу такое утешение? Кто осмелится сказать при смертном одре богача: ты жил так, как надо жить; потерпи теперь немного, зато потом будешь вечно счастлив! Голос проповедника — «покайся!» — был бы здесь гласом вопиющего в пустыне, потому что очень редко принимают его к сердцу богачи, подобные описываемому.
Да, тяжелы душевные страдания умирающего богача-сластолюбца! В теле болезненно разрываются одна за другой жизненные нити, кровь холодеет, а душа, привыкшая управлять этими нитями, душа, согревавшая эту кровь, не знает, что ей теперь делать. Она томится, мечется, изнемогает, напрягается, ей надо покинуть это тело! Куда же идти? Цель у нее была одна: служить телу, желавшему есть, пить и веселиться! Куда идти? Но вот порвалась последняя жизненная нить, как рвется туго натянутая струна, и душа тревожная, отчаянная понеслась неудержимо, понеслась быстро, увлекаемая неведомой силой, окруженная мраком, холодом, понеслась от тяжести своих грехов в ад вечный.
В то время как душа богача погружалась в бездну ада, родные, друзья и приятели хлопотали о приличном погребении тела богача. Все суетились около бренных останков.
В последний раз одели бренные останки в драгоценные одежды, облили и обсыпали благовониями, положили на богатый погребальный одр и при множестве народа торжественно проводили к могиле.
Вот последнее различие в жизни земной между богатым и Лазарем.