Спутник христианина

Каждый человек в последние минуты своей жизни возбуждает глубокое внимание в окружающих его людях к своим словам. И неудивительно, когда умолкает в человеке всякая страсть, исчезает всякое обольщение мирское, когда совесть раскрывается со всей своей силой, когда взор духовный проникает в другую жизнь, тогда слово человека не может быть пусто, незначительно; оно слышится как бы из другого мира и более имеет значения, чем обыкновенное слово.

Чем человек выше при жизни, тем мы больше желаем услышать его слово при кончине, будет ли оно выражением его собственных чувств в такие великие минуты, или наставлением для других, — все равно оно будет для нас в высшей степени назидательно.

Приведем здесь слова некоторых подвижников Божиих, будучи уверены, что они при своей краткости могут возбудить в душе внимательного читателя много спасительных мыслей, а в сердце его пролить много христианского утешения.

Преподобный Арсений, тот великий подвижник Христов, который прямо от царского двора в Константинополе удалился в пустыню африканскую и стал простым отшельником, более сорока лет провел в самых строгих подвигах добродетели. Умирая, он не переставал плакать так же, как и во всю монашескую жизнь свою.

— Правда ли, что и ты, отец, страшишься? — спрашивала его братия.

— Правда, — отвечал он, — настоящий мой страх всегда был со мной с того самого времени, как я сделался монахом. — И так он скончался.

Преподобный Агафон перед смертью три дня пробыл с открытыми и неподвижными глазами. Брат толкнул его и спросил:

— Авва Агафон, где ты?

— Стою перед судилищем Божиим, — отвечал он.

— И ты, отец, боишься?

— Сколько мог, я трудился в исполнении заповедей Божиих, но я человек; почему мне знать, угодны ли мои дела Богу?

— И ты не уверен, что твои дела угодны были ли Богу?

— Не имею дерзновения, пока не предстану Богу, потому что иное суд человеческий, и иное суд Божий.

Когда же они еще хотели спросить его о чем-то, он им сказал:

— Сделайте милость, не говорите больше со мной, мне несвободно, — и тотчас скончался с радостью.

Преподобный Вениамин, умирая, говорил детям своим: «Вот что делайте и можете спастись: всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, о всем благодарите» (1Сол. 5, 16-18).

Когда преподобный Иоанн, игумен великой Киновии, был при смерти и отходил к Богу охотно и радостно, окружавшая его братия просила, вместо наследства оставить им какое-нибудь краткое и спасительное наставление, как им достигнуть совершенства во Христе. Авва, вздохнув, сказал: «Я никогда не творил своей воли и никого не учил тому, что сам прежде не исполнил».

О преподобном Сисое есть следующее сказание: перед смертью, когда около него сидели отцы, лицо его просияло, как солнце. Он говорил отцам:

— Вот пришел авва Антоний.

Немного после опять говорит:

— Вот пришли пророки, — и лицо его заблистало еще светлее. Потом он сказал:

— Вот вижу лик апостолов.

Свет лица его удвоился, и он с кем-то разговаривал. Тогда старцы стали его спрашивать:

— С кем ты, отец, беседуешь?

Он отвечал:

— Вот пришли ангелы взять меня, а я прошу, чтобы на некоторое время оставили меня для покаяния.

Старцы сказали ему:

— Ты, отец, не имеешь нужды в покаянии. Он отвечал им:

— Нет, я уверен, что и не начинал еще покаяния.

А все знали, что он совершен. Вдруг опять лицо его заблистало, подобно солнцу. Все ужаснулись, а он говорит им:

— Смотрите, вот Господь... Он говорит: «Несите ко Мне избранный сосуд пустыни».

После сего он тотчас предал дух, и был светел, как молния. А комната вся наполнилась благоуханием («Воскресн. чтен.», 1852 г., № 37).

Взгляд умирающего на свою прошедшую жизнь

Перед страхом смерти и при увядающих и слабеющих силах все бывшие поклонники суеты и мирских удовольствий, нередко всеми оставленные, вглядываются в свое прошедшее, и что же видят: сколько безрасчетно потраченных часов, сколько бесполезных дней, сколько в небрежении оставленных добрых дел.

Сколько раз, думает каждый из них, откладывал я на завтра то, что мог бы сделать сегодня! Сколько душ, которые мог бы я утешить и укрепить, я оставил без всякого участия? Сколько бедных, с которыми я не разделил свой хлеб? С другой стороны, как скор был я на злое! Сколько притеснений оказал я тем людям, которым бы должен всячески содействовать для блата ближних и для славы имени Божия!

Сколько обид и грубых душевных ран нанес я, по своей жестокости, тем, которые поистине могли носить имена друзей человечества! Я думал, что время, мне данное, никогда не кончится, что силы мои душевные и телесные никогда не умалятся.

Но вот эти двенадцать часов дневных, вся жизнь моя, прошли бесполезно. Солнце склоняется за горизонт!

Мрачная долина смерти уже распростирает свои тени: какая сила поддержит мои колеблющиеся стопы? Какое сияние озарит тогда мои потухающие очи; какой голос скажет мне слово утешения и мира?

О, Боже! Какая мрачная ночь объемлет меня!.. («Сбор, поуч.» диак. Миролюбова, стр. 162.)

Истинно христианская кончина