Средь текущих времен

И только сейчас он очнулся.

– Эж приснилось мне все, -

Не веря, что это было и есть,

По комнате побродил,

Выбежал на улицу замерзший весь

И там ничего не увидел.

Побродил по окрестностям,

Собрав хворосту, для розжига сучей

Ради своих интересностей.

Чтобы его сон больше не мучил,

В доме он свечку стал искать,

Не помня, куда задевал

И на рубахе реки слез начинают блуждать,

Антон зарыдал.

И вдруг из-под открытого окна,

Донеслись лошадиные копыта.

– Ну, взгляну-ка я, чьи там ныне виды.

Бог ты мой, это ж брат!

Он же едет, как так!

В дороге

Ямщик в руках держал кнуты,

Хмуро смотря на дорогу,

В лицо частицы опавшей листвы,

Поклоняясь осеннему року.

Вадим, он же барин,

Радовался неудачной встрече;

Смотря в далекие дали,

Становилось легче,

Когда с каждой минутой,

Приближался тот дом,

Который оставил он.

Частенько посматривая на друга,

Издавая облегченные звуки,

Что значило: все уж позади,

Встретят новую дорогу они.

Друг его все храпел…

Проснувшись, старые песни запел,

Вспоминая стары стихи,

А в основном, видел он сны.

Иногда, вздрогнет от сна,

Взглянет по сторонам,

Опомнится. Значит, на месте, значит, он там.

Песнь о сапожнике

Во свете черных окон и дороги,

Во свете белых лунных свет,

У проходящего порога,

Остался пыльный цвет.

И за день столько туфель ты увидишь

И устанешь, ведь работа;

Сотни раз звон монет услышишь,

Такова твоя забота.

Эх, сапожник, какая твоя жизнь…

Намывать ботинки только лишь

И каждый день лишь за монету,

Начищать до бесследа.

Ты видишь ноги до колен,

Слышишь звон копыт у стен,

Ты видишь снизу красивых дам,

А в сердце царит любовь.

Она лишь состоит из снов,

Выпьешь дома водки ты стакан.

Эх, сапожник, какая твоя жизнь…

Намывать ботинки только лишь

И каждый день лишь за монету,

Начищать до бесследа.

*

–Да, брат Антон, а ты говоришь,

Шутника в тебе нет, уж уследишь,-

Тот из кармана водку достал,

Глоток испил, но осознал.

Увидев Вадимовы глаза,

Чуть подавился, промямлил: – М-да.

–Друг, – Вадим говорит, – так ты что

Эту дрянь будешь пить все равно?

–Прости, Вадим, привычка старая.

Десять лет – не многая, не малая.

Нужно время, – выкинув бутыль.

И далее он проныл:

–Вадим, а, кстати, до сих пор сочиняешь?

–Ну, тут такое дело, знаешь.

–Давай, что уж, расскажи.

–Честно говоря, давно не излагал,

Ты уж не осуди.

Помнишь ли ты, еще учились,

Я на ходу тогда сочинял.

А тут и стихи появились,

Хотелось, чтоб ты узнал.

Кровать

Вот приду я усталый домой,

Прибавляя шаг все скорее,

И не весел ныне день мой,

И нет ничего приятней и добрей,

Тепла от бабушки и матери.

Друзья огоньком греют,

Но только лишь в моей кровати

Колыбельною песней лелеют.

Ляжешь и понимаешь тогда,

Как на улице холодно, сыро

И не нужны далекие села,

Ведь здесь все так мило.

Тусклый свет, темные окрасы

И на душе так хорошо,

И ни к чему все другие, скажу сразу,

Зевнув, в мысли кличет добро.

Мягко и тепло в душе,

Вне бессонницы, таинство в себе.

Но здесь есть исходы,

Плохо рано вставать;

Там другие итоги,

А пока теплом греет кровать.

*

Повозка у обеденной остановилась,

Когда уже как два часа солнце появилось.

Вадим долго Антона не будил,

А вот как остановилась, быстро вскочил

И сердце его быстрей забилось,

Как таверну он эту узнал.

А Вадим одежду на себе примерял:

– Вот брат, пока ты спал,

Кучер наш одежду тебе подыскал.

Мы уж проехали вскользь.

– Пятьсот верст.

–Ясно, ну что ж, -

Думал Антон совсем о другом,

А суть его была в том,

Что здесь имел славу как пьяница, во время былое,

Ведь прошлое у него темное, серое.

– Брат Антон, выбирать нечего сейчас,

А переодеться надо бы-с.

Ну, пойдем же со мной,

Там за домом «угловой»,

Есть место за гривен золотой.

Остановка

Господа по среднему классу шли,

Где жили, ни богаты, ни бедны;

Люди здесь таковы.

Улицы из двухэтажных домов,

Вид, вроде как, не суров.

И больничная торчит макушка,

За подворотней там церквушка,

И конюшни, и магазины там,

И таверны, граненый стакан.

Все неплохо, но рано,

Времени сейчас не для похода элиты;

Все бы славно,

Но магазины закрыты.

Лишь обеденная работала одна,

Открылась недавно она.

И тишина творила по улице всей,

И тихо было вокруг.

Лишь пьяный и еще пьяней

Спорил, кто из них друг.

Мимо них даже иногда люди ходили,

Кто такие, бдили.

Кто там на улице кричит,

И кем себя величает.

*

– Друг Антон, о, как выглядишь ты,

Как настоящий барин.

– Да и впрямь, Вадим, мужчина мечты, -

Красный румянец по лицу ударил.

По улице к обеденной идут они

И тут Антон пуще покраснел,

Знакомые голоса слышать не хотел.

Только мимо господа хотели пройти:

– Сударь, помоги, помоги!

Первый Вадим остановился,

Как кричащий удивился:

– Антоний, неужто ль это ты?!

Какие «напялили» вы сюртуки!

– Нет, не я. Я вас не знаю.

Кто вы такой – не понимаю.

– Да чего ты говоришь?! Это ж я,

Алексий Безногий, по кличке «Чума».

– Отвали, не видывал я тебя.

И вообще, вижу в первый раз, -

А сам улавливал взор Вадиминых глаз.

– Да ты чего, как это не знаешь?!

– Ты что, со мной в дурака играешь?

**

– Ишь ты, разоделся тут мне,

Своих уже не узнает.

Забыл, как водкой выручал, не?

– Антон, так он так и не поймет,

Дай ему монету и пошли.

А ты вообще тут не кричи, -

И вот барины снова в пути.

А тот все кричал им вслед:

– Ишь ты, ишь ты!

Какой ты, оказывается, человек, -