Среди гор

С тех пор прошло много лет, сбывалась светлая мечта матери. Зайна росла смышленой, приветливой девочкой, пользовалась уважением и среди старших и среди младших. Училась она усердно и, когда ей исполнилось шестнадцать лет, успешно окончила седьмой класс. Мечтала она учиться и в городе, но не пришлось, средств не было. После окончания школы Зайна стала работать учительницей в младших классах.

Раньше Сапарбай ничем не отличал ее от других в аиле. Правда, иногда он говорил самой Асыл-джене, что дочь ее умная, хорошо учится и характером боевая, не опускает глаза в землю, как другие девушки аила, однако у него даже в мыслях не было, что он может ее полюбить. Просто Сапарбай знал, что Зайна умная и хорошая девушка, но считал ее еще маленькой, сам себе он представлялся уже настоящим мужественным джигитом. К тому же Сапарбай был секретарем аилсовета — это тоже заставляло его держаться степенней. Однажды по какому-то делу Сапарбай зашел в школу и случайно попал в тот класс, где Зайна, учительствовавшая первый год, занималась с учениками. Ребята, плотно окружив стол, были чем-то увлечены, словно они затеяли какую-то игру.

— Вот это молодцы! Вместо уроков вы, видать, занимаетесь игрой? — воскликнул удивленный Сапарбай.

Ученики, выписывавшие буквы лозунга, весело переглянулись и сдержанно засмеялись. Рыжеватый, курносый мальчишка с большими оттопыренными ушами ошеломленно вскинул глаза на Сапарбая. Мочка его уха и одна ноздря были выпачканы чернилами, а с кисточки, которую он держал в руке, прямо на большую, старательно выписанную букву «М» готова была капнуть огромная клякса. Зайна смутилась, вся зарделась. Кажется, ей стало неудобно за своего неаккуратного ученика.

— Осторожней, убери кисточку! Не стыдно, вымазался в чернилах, страшно посмотреть!

В ее голосе, в ее взгляде было столько ласки и в то же время строгости, что на душе у Сапарбая сразу потеплело, будто набежал ласковый ветерок.

Наконец Сапарбай догадался, в чем дело:

— Так вы, Зайнаш, лозунг пишете, а я думал…

Зайну вначале немного задели его слова, и сейчас она ответила, чуть передразнивая:

— Да, мы пишем лозунг. Завтра восьмое марта!

— А… ну, поздравляю!

— И вас также!

Сапарбай, не находя больше, что сказать, обратился к ученикам:

— Пишите ясными, большими буквами, чтобы все могли прочесть.

Потом он заспешил, быстро повернулся и, выйдя на улицу, вспрыгнул на коня и рысью поскакал на бугор. Он ехал радостный, будто нашел драгоценную вещь, и, недоумевая, спрашивал себя: «Почему мне так радостно? Никогда такого не было еще со мной».

Сапарбай позабыл даже заехать в аилсовет. Надо было составить акты о падеже скота, но об этом вспомнил, уже когда выехал к горе Орток. «Ничего, после сделаю!» — подумал он и поехал дальше, все еще испытывая необыкновенно радостное чувство.

С этого дня джигит не переставал думать о Зайне. Где бы он ее ни встретил, по дороге или в школе, она всегда ему казалась самой красивой, стройной, светлой, сердце его учащенно колотилось, руки мелко дрожали, и он, робея, спрашивал негромко:

— Как поживаешь, Зайнаш? Здорова ли моя Асыл-эне?

Оттого, что он говорил «моя Асыл-эне», Сапарбай сам краснел, но ему хотелось называть ее мать своей, хотя при этом ему было немного неловко.

Зайна же отвечала, посмеиваясь:

— А почему вы спрашиваете меня, да еще на улице? Нет бы заехать домой да и проведать! Ленитесь!

— Буду, Зайна, заеду. Ты вечером дома будешь?

— Почему вечером? — мило улыбалась девушка. — Можно и утром побывать.

— Хорошо, Зайнаш, приеду. Только ты всегда так улыбайся!

— А если нет, то не приедете?

— Конечно. Где нет улыбки, там нет счастья!

— Ну, не забывайте своих слов!

— Нет, я не из тех, что забывают свои слова!

— Кто его знает… Люди забывчивые бывают!

— Ну, это видно будет впереди!

— Хорошо, запомним!

Ласковый, мягкий смех девушки еще больше трогал сердце джигита. Он запинался и невпопад говорил:

— Ты мне не веришь, Зайнаш?

— Чему? — смеялась девушка.

Сапарбай мягко стискивал ее пальцы:

— Пусть сам бог будет нам судьей!

— Коммунист — и в бога верите?

— Ради тебя.

— Тогда и я…

Может быть, вскоре же Сапарбай и Зайнаш соединили бы свои судьбы, но и тут помехой служил древний обычай сватовства. Отец девушки, Санжар, любил патриархальные традиции родства и считал, что каждый должен иметь родственников по «кости и крови», поэтому, когда Зайне не было еще трех лет, он дал согласие сватам. Когда отец умер, сваты приезжали скорбеть. Оставшись вдовой, с малолетней девочкой, Асыл не могла поддерживать прочную связь со сватами, и постепенно отношения между ними стали охладевать. Да и сами сваты тоже, видать, придерживались того мнения, что «женись не на жене, а на ее родне».