— Ах ты, могила твоего отца, говоришь, что будет торчать на плечах. Значит, и это тебе не нравится? Я, я знаю, что у тебя на уме: в артели, мол, мужей будет сколько угодно! Так на́ тебе! На, на! Вот тебе за каждого мужа в артели!
Как-никак он все же был мужчиной: навернув косы жены на руку, Иманбай колотил ее по спине, по бокам и приговаривал:
— Мало того, что лишает меня Айсаралы, так еще подумывает о таких кобелях, как Султан… Но пока я жив, не видать тебе этих кобелей…
Младшая дочка плакала и кричала во все горло:
— Не бей маму! Не бей маму!
Она схватила отца за ногу, тщетно пытаясь его оттащить. Старое, едва державшееся на плечах платье Бюбю изорвалось. Потеряв платок, с всклоченными волосами, Бюбю наконец вырвалась из рук мужа, осыпая его проклятьями:
— За что? За что бьешь, изверг? Или ты поймал меня с кем, а? Чтоб сдохла твоя Айсарала, чтоб бог покарал тебя!..
Бросив шубу в одном углу, в другом — шапку, Иманбай, все еще злой и возбужденный, выскочил из дому, продолжая кричать:
— Я пойду к самому Калпакбаеву! Пусть он мне даст подписку, что не тронет мою Айсаралу, а нет, так я выйду из артели. Это ведь позор, чтобы киргиз ходил пешком! Чем жить без лошади, лучше умереть!
На улице его окликнул Оскенбай:
— О Имаш, подумай как следует! Не годится идти против всего народа!
— Что?! — Иманбай остановился. — Кто это идет против народа?
— Да ты! Ты куда идешь, о чем кричишь?
Иманбай замахал руками:
— Иду к самому Калпакбаеву! Пусть он прикажет, чтобы не трогали единственную лошадь у такого бедняка, как я. Пусть берут скот у баев!
Оскенбай неуверенно буркнул:
— А ты разве не знаешь, что баев в артель не принимают?
— Значит, они будут жить сами по себе, кочевать по джайлоо, кушать мясо и пить кумыс? А я, стало быть, должен отдать своего коня да в придачу еще свою жену таким кобелям, как Султан. Если это и есть свобода и равноправие при советской власти, то спасибо ей! А я пойду добьюсь своего. И ты не учи меня, не твое дело! Пока лошадь подо мной, если что, сбегу за перевал в Кой-Кап!
Продолжая ругаться, Иманбай двинулся дальше, но Оскенбай еще раз крикнул ему вслед:
— Ты поосторожней, Имаш! Лучше посоветуйся сперва с молодыми, они-то знают. А то покажет тебе Калпакбаев, как убегать в Кой-Кап!
Возле конторы аилсовета Иманбая встретил на лошади старик Соке. Позабыв поздороваться со старшим, Иманбай в упор спросил:
— Ой, Соке! Здесь ли уполдомоч Калпакбаев?
— А зачем он тебе, в гости, что ли, приглашаешь? Почему не здороваешься?
— Плевать мне…
— Да ты постой. Сон, что ли, видел, что с тобой?
— Плевать мне на сон…
Соке усмехнулся:
— Что это ты? Сколько чашек бузы выпил?..
— Вы не смейтесь надо мной, Соке, — обозлился Иманбай. — Я уважаю вас, почти как самого бога… Не смейтесь, бросьте шутить! Сейчас, если даже отец и мать мои поднимутся из могилы, я не посмотрю ни на что. Мне теперь все равно, я потребую ответа у самого Калпакбаева!
— Брось! Вернись сейчас же! — решительно сказал Соке. — Калпакбаев не станет отвечать таким, как мы: у него в руках есть бритва!
Иманбай недоуменно приумолк и спросил:
— Ну и что же? Что он мне сделает своей бритвой? Если есть, так пусть есть…
— А я тебе говорю, остепенись, обреет он тебе бороду, будешь ходить, как скопец!
— Плевал я на бороду! Лучше без бороды быть, чем без лошади!
— Иди домой, все равно контора закрыта, замок висит. — Соке тронул лошадь. — Зачем тебе лезть на скандал? Пусть этим делом занимается Абды, а ты иди себе домой, корми ребятишек!
Внешне Соке выглядел спокойным и, как всегда, немного насмешливым, но на душе у него было горько и тоскливо. Зная Иманбая, который ничего не мог утаить в себе, Соке умышленно сказал ему неправду. Прозорливый старик понял состояние Иманбая, который сейчас не находил себе места, а скажи ему еще что, так он впрямь ускакал бы в Кой-Кап на своей Айсарале. Соке сказал, что аилсовет закрыт и что замок висит на дверях, но это была просто уловка: он хотел уберечь Иманбая от неприятностей. А на самом деле в аилсовете заседали сейчас активисты, там стучал по столу Калпакбаев.
Еще до этого, около полудня, к Соке пришел обеспокоенный Саякбай:
— Утром приехал человек от Калпакбаева, вызвал Сапарбая в аилсовет, и вот все нет его… Этот уполдомоч поносит его на каждом шагу, и что он взъелся… Да и Сапаш тоже не молчит, видать…
— Ну, ясно, молодой, горячий!
— Да ну ее к лешему, горячность эту! Не к добру он связался с уполдомочем. С работы его сняли, а теперь, кажется, угрожают посадить. Не знаю, чем все это кончится!
— Да это он просто так говорит! — сказал Соке, успокаивая Саякбая. — Закон справедливо разбирает судьбу человека. Пошел он к черту, этот уполдомоч, не так это просто — посадить ни за что в тюрьму!
Саякбай устало опустился на бревно:
— С тех пор как все это началось, сон пропал… А старуха, та совсем слегла, сердце болит!
— Ничего, все пройдет. Если разберутся по закону, то не долго будет разъезжать уполдомоч на иноходце, он навоза иноходца не стоит!