Среди гор

— Слезай, Омур, с коня!

— Что случилось, болуш-аке?

— Слезай, тебе говорят!

— Лошадь нужна мне самому. Я люблю своего коня и берегу его.

Тут Саадат окончательно вышел из себя и, подлетев к Омуру, начал хлестать его плеткой. Омур на удар ответил ударом. С головы Саадата слетела шапка, из разбитой щеки хлынула кровь. Так началась драка, о которой мы уже рассказали.

— Глупый Омур осрамил меня перед всем народом, разбил мне щеку. Заставьте его извиниться, пусть обнимет мне колени и при всех попросит прощения, — заявил Саадат после драки Бердибаю с Карымшаком и поехал в аилсовет. Там он нарочно при свидетелях, чтобы передали Омуру, сочинил протокол, в котором, не поскупившись на ложь и клевету, очернил Омура. Это было очередной хитростью Саадата. Никуда он не собирался посылать протокол, ведь пошли он его, началось бы расследование, и самому джарымболушу пришлось бы отвечать. Саадат решил просто напугать своего противника и заставить просить прощения. Омур тоже не терял времени. Он взял справку у врача, собираясь судиться, но многие отговаривали:

— Что ты храбришься? Мало того, что рассек щеку председателю аилсовета, теперь судиться с ним вздумал?

— Как бы самого тебя не осудили, Омур. Саадат может этого добиться.

Однажды Бердибай в сопровождении аксакалов аила приехал домой к Омуру.

— Омур, — заговорил он вкрадчивым, ласковым голосом, притворяясь, что сочувствует джигиту, — и Саадат, и ты поступили как дети. Вы оба люди одного рода, жеребята одного жеребца. Вам нельзя враждовать. Хоть Саадат и моложе, он держит в руках поводья власти в аиле. Он тебе младший брат, не унижай его перед нашими общими врагами. Я слышал, что он протокол сочинил на тебя. Но я знаю, что Саадат не может нарушить обычаи народа и не будет стараться, чтобы тебя арестовали. Вам надо помириться. — Бердибай, положив руку на левое плечо Омура, продолжал: — Не пожалей барашка, которого может съесть и волк, если будет на то воля аллаха. Поступи так, как велит обычай киргизов: накинь на плечи Саадата свой халат, подведи к нему чалого коня, стань на колени перед своим родичем. Дай мне руку, согласись.

Слова Бердибая, точно острые иглы, вонзились в сердце Омура. Он ответил:

— Прошу вас, Беке, не принуждайте меня. Саадат избил меня так, что я едва жив остался. Он строит против меня козни, как будто я убил его отца. Пусть делает все, что хочет. Если подаст на меня в суд, будем судиться. Посмотрим, кому хуже будет. Советский закон не даст съесть меня этому волчьему отродью. Я не встану на колени перед ним, хватит. И так уж много оскорблений перенес.

— Знаю, Омур, знаю. Ты тоже человек горячий и смелый. — Бердибай притворно засмеялся. — Ты один из самых храбрых людей нашего аила. Пока храбрецы не схватятся, цены друг другу не знают. Так народ говорит. Вот и ты схватился разок со своим младшим братом. А теперь помиритесь. Кто не может простить обиды младшему брату, тот будет седлать коня своему врагу. Вот как говорили мудрые люди.

— Пусть так, Беке, — не сдавался Омур. — Уговаривайте меня как хотите, но на такое унижение я не пойду.

— Ой, Омуке, — продолжал Бердибай, склонив голову набок. — Подумай хорошенько, кто из вас виноват. Саадат — человек власти. Он по делам службы должен был съездить в город. Никто из нас не имеет права не дать ему коня. А ты не только пожалел лошадь, но и избил представителя власти. Подумай, Омуке. Я тебе добра желаю. Сам знаешь, в двенадцатом году я был избран джарымболушем. Тогда и пикнуть против меня не смели. Стоило мне сказать слово, и все… Подумай, Омуке, не заставляй меня тратить слова попусту, у меня седая борода, я приехал дать тебе добрый совет, как старший. Гнев — враг человеку, а разум — его друг. Помирись, Омуке!

— Хватит ломаться, Омур! — вмешался в разговор Карымшак, строя из себя справедливого человека. — Упрямство не принесет пользы бедняку. Если Саадат пошлет в волость протокол, ты будешь сослан прямо в Шыбыр. Поднять плетку на человека власти — не малое преступление.

— Ты прав, Карымшак, — Бердибай спокойно погладил бороду, делая вид, что сам нисколько не заинтересован в соблюдении обычаев. — Ударить представителя власти — дело плохое. Но что было, то прошло. Саадат — сын достойного отца, он не станет преследовать своего человека, не то дело может плохо кончиться…

Приехавшие с Бердибаем аксакалы настойчиво уговаривали Омура.

— Оставь, Омур, а то тебе несдобровать. Помирись, сделай так, как велят обычаи нашего народа. Саадат не возьмет чапан, который ты накинешь на него, и коня, которого подведешь ему.

Омур, не устояв перед увещеваниями аткаминеров, сдался. В тот же день Саадат с аксакалами приехал к Омуру. Глава аила сидел, сурово нахмурившись, делая вид, что не очень-то хочет примирения и готов хоть сейчас уехать. Бердибай и другие аксакалы говорили, пересыпая свою речь пословицами и поговорками, о том, что благородный джигит бывает отходчив, что он не должен таить злобу на другого, мстить ему.