Среди овец и козлищ

– Так и знала. Кто-то с ней разделался. Я знала это, знала! – Она принялась расхаживать по тротуару взад-вперед, точно метроном. Даже мистер Форбс, ухвативший жену за плечо, был не в силах остановить это колебательное движение. Он шипел что-то на ухо жене, пытался призвать ее к молчанию, но все понимали, что это только напрасная трата времени.

Шейла Дейкин вскочила с шезлонга.

– Это Бишоп! – выпалила она. – Больше просто некому! Кто еще здесь способен вытворить такое?

– Ради бога, Шейла, – пытался урезонить ее мой отец. – Мы ведь даже не знаем, мертва она или нет!

С того момента, как детектив-инспектор Хислоп закончил выступление, мой отец стоял прислонившись к каменной изгороди и закрывал лицо руками. Теперь же он выкрикнул эти слова на всю улицу, выкрикнул с такой силой, что моя мама вздрогнула, еще сильнее переплела пальцы рук за головой и быстро и часто ловила воздух ртом.

– Ведь ясно же, что она умерла. – Шейла добралась до тротуара. Хотела перейти дорогу, но ноги ее не слушались, и она споткнулась о бордюрный камень. – Где ж еще ей быть, как не в этом канале?

– Да, должно быть, прыгнула в воду. – Мэй Рупер ковыляла через лужайку. Брайан пытался остановить ее, но запутался в развешанном на веревке белье – в трех кухонных полотенцах и каком-то ужасно длинном жилете. – Бросилась в канал, и конец. Если хотим устроить похороны, надо бы поискать там драгой.

– Ради бога, Мэй, ну что за мрачные мысли! – воскликнул мой отец.

– А ведь она права. – Мистер Форбс оставил в покое жену, позволив ей и дальше бегать взад-вперед по тротуару, и смотрел в землю. – Надо вызвать водолазов.

– Вот что получается, – заметила миссис Форбс, проходя мимо него. – Вот какое наказание получает человек за то, что сует свой нос в чужие дела.

Тут все разом закричали. Голоса слились в сплошной гул, невозможно было разобрать, кто что говорит. Я не сводила глаз с инспектора-детектива Хислопа. Тот сложил свои шпаргалки, убрал их в карман и теперь стоял перед камерой, а на лице его было написано глубочайшее удовлетворение. Я видела, как он кивнул капралу полиции Грину и капралу полиции Хэю, и те почти незаметно кивнули ему в ответ.

Я обернулась к Тилли, проверить, заметила ли она это тоже, но та смотрела на лужайку Шейлы Дейкин. Я посмотрела туда же, но увидела его не сразу.

На траве лежал мистер Кризи. Свернулся калачиком, словно уснул, но глаза были открыты, а руки крепко прижаты к груди. И еще было похоже, что он что-то пересчитывает.

– Знаешь, не нравится мне это, – сказала Тилли. – Может, зайти и посмотреть?

Я сказала, что мне тоже не нравится, хотя на самом деле это было не так. Мне страшно хотелось остаться и посмотреть, что же будет дальше, но я соскользнула с каменной ограды миссис Форбс на тротуар.

Прежде чем войти во двор, я оглянулась на дом одиннадцать. Шторы в окне одной из спален были раздвинуты, и я увидела Уолтера Бишопа, который стоял, прижавшись лицом к стеклу.

Не знаю, точно не скажу, но я была почти уверена – он улыбался.

После того, как детектив Хислоп сообщил нам о туфлях, на улице стало очень тихо. Словно все присутствующие истратили всю энергию на один короткий крик – этой энергии вполне хватило, и вместо того, чтоб хлопать дверьми и дверцами, орать и носиться из комнаты в комнату, мои родители просто проскользнули в дом, стараясь держаться как можно дальше друг от друга.

Я спрашивала разных людей, считают ли они миссис Кризи погибшей, но никто не смог дать определенного ответа. Мама включила телевизор, отец отделался фразами типа «ну», «знаешь ли», «что ж», а потом нашел себе какое-то неимоверно важное занятие в гостиной. Миссис Мортон сказала, что «ничего толком не знает», и уставилась в никуда.

Если люди действительно чего-то не знают, всегда ведут себя очень странно.

Дом номер четыре, Авеню

30 июля 1976 года

В пятницу утром мы с Тилли сидели у меня в комнате с почтовым каталогом «Кейз» и бутылкой лимонада «Колокольчик и репейник». Шторы были задернуты, чтоб не впускать жару, но она каким-то образом все же просочилась, и всякий раз, когда я переворачивала очередную глянцевую страницу, бумага так и липла к пальцам.

– А вот это мне нравится, – сказала я и ткнула пальцем в джинсовую курточку.

Тилли подперла подбородок кулачками. Я знала: она ждала, когда я доберусь до раздела игрушек.

– Вот эти тоже ничего. – Я указала на пару босоножек на высоченных каблуках и обвела оба рисунка зеленым фломастером. Я собиралась оставить этот каталог со всеми моими пометками в таком месте, где люди могли ими заинтересоваться.

– Да, но они жутко дорогие. – Тилли смотрела на страницу в полутьме.

– Всего двадцать пять пенсов в неделю с рассрочкой на сорок восемь недель и щадящим первоначальным взносом, – прочитала я и подчеркнула слово «щадящим».

– И где ты возьмешь эти двадцать пять пенсов?

– Могу разносить газеты. Лайза Дейкин разносит.

– Лайза Дейкин гораздо старше, Грейси. Мы слишком малы, чтобы разносить газеты. Нас не возьмут.