Среди садов и тихих заводей

Но река в этом месте оказалась глубже, чем она ожидала, зачарованная легкостью, с какой рассекал воду Гарэки. Судорожно барахтая ногами в поисках дна, Миюки вдруг почувствовала, что Кусагава вцепилась в нее и встряхнула, силясь сбить с ног. Но молодая женщина устояла, переложив всю силу и тяжесть своего тела на нижнюю часть спины и бедра.

И тут она его увидела…

В черной, сверкающей, переливающейся всеми оттенками ночи глубине мрачных вод Кусагавы показался гигантский карп: вероятно, очередным подземным толчком его оторвало от речного дна, куда он, невзирая ни на что, буквально врос, наполовину зарывшись в нору, которую выкопал себе в иле.

Карп всплывал на поверхность, вытянув пасть, отороченную четырьмя дряблыми осязательными усиками. В длину он был больше полутора метров и весил все сто кило; у него была массивная, почти конусообразная голова с парой выпуклых глазищ, способных глядеть в разные стороны.

Он как будто взбирался на глиняный выступ ползком, изгибаясь, точно старик, который боится встать, потому что крестец не выдержит его веса, и который обречен только ползать.

Миюки вспомнила, как Нацумэ уверял, будто призрак отделяется от человека, когда тот переживает сильную встряску, равно как и лучший из плодов, когда ураганным ветром его срывает с дерева. Эти побитые сущности, еще живые призраки, как говорят, остаются на том месте, где с ними случилось потрясение; там же они созревают, гниют и разлагаются, смешиваясь с землей.

Так, может, в этом самом месте на Кусагаве, где ее берега раздаются вширь и ощериваются камнями, ускоряющими ее бег к морю, и утонул Кацуро? Что, если гигантский черный карп – это призрак, который наконец от него отделился и обрел новое воплощение?

Ясно было одно: гигантский черный карп никуда не делся, когда Миюки (она всего лишь повиновалась необоримому желанию, оказавшемуся сильнее ее) опустила руку в воду, чтобы прикоснуться к четырем[104] его ноздрям, расположенным между парой глаз.

Это было ласковое прикосновение – карпу, похоже, это даже понравилось.

Молодая женщина первой устала от этого занятия – она прекратила ласкать рыбу и отвела от нее руку. А рыба все пялилась на нее одним глазом, как бы упрашивая, чтобы та не останавливалась и ласкала ее дальше, в то время как другим глазом, более цепким, она жадно следила за тонувшей в воде букашкой.

Миюки еще никогда не видела такую здоровенную рыбину, которую она к тому же нисколечко не боялась, хотя черный карп, если бы раскрыл пасть, мог запросто проглотить ее руку по самое плечо.

Она знала, что в некоторых реках водятся гигантские карпы из Китая. Кацуро сказывал, что там они плывут вверх по большой реке Хуанхэ, которая, сужаясь в одном месте, порождает громадные волны, и они устремляются с высоты водопада Хукоу с громоподобным ревом, так пугая птиц, что те делают в небе большой крюк, стараясь облетать это место стороной.

А черные карпы, подхваченные шальной круговертью рыжеватых вод Хуанхэ, срываются с уступа водопада и исчезают за пенной завесой, после чего иные из них каким-то чудесным образом оказываются в некоторых японских озерах и реках.

По крайней мере, Кацуро слышал о таком собственными ушами, а потом пересказывал жене, оговариваясь, впрочем, что самолично ни разу в жизни не видал этих чудо-рыбин и поэтому сомневался, что они существуют.

Миюки сбросила с плеч обитую красным шелком корзину, плотно прилегавшую к ее спине. И высыпала ее содержимое к ногам мальчонки. На земле тускло мерцало золото, а рядом валялись векселя – мягкие серые бумажки, шелестевшие, точно крылышки ночных бабочек.

– Гарэки, дальше ты пойдешь один. А я остаюсь.

Она показала на карпа, по-прежнему жавшегося к глиняному выступу: его толстые губы были разодраны – будто искромсаны, ртом он пускал слабые струйки воды, целясь в паутину, висевшую прямо перед ним меж двух стволов бамбука. Миюки объяснила, что собирается выпустить его обратно в реку – так поступил бы и Кацуро. Но с учетом того, что рыбина огромна и так просто ее не ухватишь, дело обещает быть долгим и тяжелым, а пока она будет стараться изо всех сил спасти карпа – может случиться очередное землетрясение, которое в мгновение ока снова раскроит равнину Симаэ и разорвет берега Кусагавы, после чего река устремится в образовавшиеся расщелины, унося с собой все, что не сцеплено намертво с землей. А Миюки даже не за что будет зацепиться. Как, впрочем, и Гарэки. И кто его знает, чем все обернется, а посему она настойчиво уговаривала мальчонку убраться прочь, да поскорее.

– Это все тебе, Гарэки, – сказала она, показывая на содержимое корзины. – Мне больше ничего не нужно.

Еще недавно Миюки рассказала ему про море, и вот теперь ей пришлось объяснять, что такое золото и как им можно воспользоваться. А что до векселей, она и сама в них ничего не смыслила – и удовольствовалась тем, что мыском ноги спихнула их в реку.