Среди тысячи слов

Ноги тряслись, когда я поднялась со стула. Я все еще не могла отвести взгляд от Ксавьера. Если я моргну или отвернусь, он нападет и разорвет меня в клочья.

– Что ты здесь делаешь? – удалось выдавить, стуча зубами.

Отец прочистил горло.

– Это часть сюрприза, которым я хотел поделиться. Мартин Форд здесь? Нет? Ну, можешь поделиться с ним новостями, когда он прибудет.

– Дэниел, – сказала мама сдавленным голосом. – Можно тебя на секунду?

– Сейчас, дорогая, – он заложил руки за спину, как если бы произносил речь перед аукционерами. – Уиллоу, я рассказывал мистеру Уилкинсону о твоей работе в Общественном театре Хармони. Я попросил секретаря изучить особенности здания и финансовое положение. Я рад сказать, что Уилкинсоны с помощью благотворительной организации Wexx согласились инвестировать в этот проект. Мы позаботимся о том, чтобы сохранили весь район, и Мартин Форд станет постоянным креативным директором.

Мое зрение заволокло серым туманом. Не думала, что в бальной комнате может стать еще холоднее. Теперь Ксавьер казался сердитым и нервным. Он засунул руки в карманы, раскачиваясь на пятках.

Уилкинсоны станут одними из владельцев Общественного театра Хармони.

Казалось, меня сейчас стошнит.

– Уиллоу? – спросил папа. – С тобой все в порядке? Я думал, эти новости обрадуют тебя.

– Она немного бледна, мистер Холлоуэй, – сказал Ксавьер, ступая вперед. – Скорее всего, ее просто переполняет радость. Пойдем потанцуем. Нужно наверстать упущенное.

– Какая чудесная идея, – сказала миссис Уилкинсон.

– Нет, – прошептала мама.

Ксавьер взял меня за руку. Я чуть не закричала. Я сказала себе не кричать. Но от нервов кружилась голова и все онемело. Потрясение от его появления и темные воспоминания окружили меня подобно наркотику в напитке. Я не могла говорить. Я едва могла шевельнуться, когда Ксавьер вытянул меня на танцпол. Мне показалось, что мама звала меня. Ее голос был слишком тихим в ревущей буре, далекий и недостижимый.

Пианист играл «What I did for love» из мюзикла «Chorus line». Ксавьер притянул меня себе.

– Не прикасайся ко мне, – прошептала я, оставаясь напряженной. – Я закричу…

– Закричишь? – для публики его лицо было приятным и непроницаемым, но в глазах стояло смятение. – Уиллоу, что происходит? Ты так смотрела на меня, что мне показалось, между нами осталось какое-то недопонимание по поводу нашего последнего разговора.

– Недопонимание? – удалось выдавить мне. – Разговора? Мы… мы не… говорили.

– Ты из-за этого расстроена? Что я не позвонил тебе после вечеринки?

Я втянула воздух в легкие. Отрыв от реальности был таким сильным, что я едва что-либо понимала.

Он медленно кружил меня. Я отпрянула, испытывая тошноту. По коже поползли мурашки. Сам Ксавьер ходит тут, в дорогом костюме, улыбается, болтает и живет. Окончил колледж и планирует будущее. Никаких ночных кошмаров. Никаких засыпаний на полу, а не в кровати, никаких отметок чернилами на коже, чтобы показать, где раньше была «нормальная жизнь».

От этого мне стало невероятно тошно.

Я сделала вдох, и туманное притупленное потрясение покинуло меня.

– Убери с меня свои чертовы руки, – вскипела я.

Его пальцы на моей руке сразу же напряглись. Положив вторую руку на талию, он притянул меня ближе.

– Думаю, между нами осталось недопонимание насчет той ночи, и, наверное, надо его обсудить, – сказал Ксавьер, все еще лучезарно улыбаясь на тот случай, если кто-то смотрит. – Я готов. Если перестанешь драматизировать.

– Ты изнасиловал меня.

Он замер, быстро моргая, а затем слегка качнул головой.

– Прости, что?

– Ты слышал, чертов садист-придурок. Когда все ушли, ты добавил что-то в мой напиток и отвел меня в комнату. Я не помню всех подробностей, но вот что я помню. Ты ел арахис. Он чувствовался в твоем дыхании, когда ты пытался меня поцеловать. До сегодняшнего дня мне плохо от запаха арахисового масла. На моем горле остались синяки после твоих пальцев, душащих меня. Одной или двумя руками? Тебе нужна была вторая рука, чтобы подчинить меня?

– Уиллоу, это безумие…

– Я помню, как ты лежал на мне, придавливая. Я не могла шевельнуться, дышать, говорить. Думала, что умру. Это был мой первый раз. Ты знал об этом? Ты увидел утром кровь? Ты вообще оставался до утра? Сомневаюсь, или ты бы скрыл свои следы. Доказательства были повсюду. На моей кровати, на одежде. К счастью для тебя, я почувствовала себя такой униженной и опущенной и поруганной, что избавилась от них всех.

Глаза Ксавьера потемнели, как у змеи, готовой напасть.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь. Я дал тебе что-то выпить, потому что ты ужасно нервничала. Я пытался помочь тебе расслабиться, – он наклонился ближе. – Ты много пила той ночью, и не думай, что никто об этом не знает.

– Столько я не пила.

– Имеет ли это значение? Ты танцевала со мной, терлась о меня своей задницей. Все это видели. Кто скажет, что в постели все было по-другому? Нервничала в первый раз и напилась, чтобы снять напряжение.

Я побледнела. Горло сжалось.

– Ты отвратителен.

Он засмеялся.