Среди убийц. 27 лет на страже порядка в тюрьмах с самой дурной славой

Что касается Нортбриджа, он торчал в зале ожидания все время, пока разворачивалась драма с Шокросс. Мне хотелось стать мухой на стене и понаблюдать, как нарастает его паника при взгляде на движущиеся стрелки часов. Вполне возможно, что ему грозило избиение в случае, если бы он не принес «посылку» тому, кому обещал. Когда дело доходит до наркотиков, всегда есть пищевая цепочка.

Его лицо стало таким же испуганным, как у Кэтрин, когда он увидел нас с Марком в дверях. Не буду лгать, мы с огромным удовольствием сообщили ему, что его фальшивый адвокат была арестована и что она больше не придет ни к нему, ни к кому-то еще. Более того, вечером его собирались отправить в ШИЗО.

– Мы считаем, что вы торговали наркотиками, поэтому вас как можно скорее переведут из Уормвуд-Скрабс, – заявила я.

Мне нужно было перевести Нортбриджа в другую тюрьму по ряду причин. Во-первых, его безопасность теперь была под угрозой. Заключенные, ожидавшие от него поставки, могли захотеть физически расправиться с ним. В случае, если бы он остался, безопасность других людей тоже могла оказаться под угрозой. Так как Нортбридж и так был приговорен к пожизненному заключению, он мог не беспокоиться о том, что ему продлят срок. Я знала, что его грязные дела точно сыграют против него, когда придет время писать на него характеристику.

Нортбридж плохо воспринял эту новость. Он начал пинаться и обзывать нас. Это были привычные нам оскорбления. Марк разобрался с ним до того, как ситуация успела бы обостриться. С помощью надзирателя он держал Нортбриджа, в то время как третий надзиратель придерживал голову заключенного, чтобы ее защитить. Он так сильно метался и оказал такое сопротивление, что легко мог получить травму. На Нортбриджа надели наручники, а затем направили в ШИЗО.

Все были в восторге от того, что нам удалось сделать, и я безмерно гордилась как собой, так и другими сотрудниками. Кэтрин Шокросс приговорили к шести с половиной годам за торговлю наркотиками. Я не присутствовала на вынесении приговора, так как у меня не было на это времени, но я слышала, что судья не был впечатлен ни количеством обнаруженной в ней контрабанды, ни частотой ее визитов, ни даже тем, что она использовала фирменную бумагу адвокатских контор, чтобы получить доступ к адвокатским свиданиям. Справедливость восторжествовала.

17. Мальчик, который кричал: «Волки!»

Уормвуд-Скрабс, 8 января 2007 года

Что-то было не так.

У меня волосы встали дыбом. Интуиция подсказывала, что это могла быть ловушка. Но что я могла сделать? У меня были связаны руки.

Если бы я не сказала «да» и заключенный скончался, меня могли бы обвинить в корпоративном непреднамеренном убийстве. Это было одно из сложнейших решений, которые мне довелось принимать на своей новой руководящей должности.

Приближалось время обеда. Окна кабинета были покрыты конденсатом, так как на улице стоял мороз. Бетонно-серое небо давило на нас, угрожая снегом. Зима успела мне надоесть.

Телефонный звонок прервал мрачные мысли. Это был Энди, главный надзиратель корпуса Д. Уже по его первым словам я поняла, что он встревожен и обеспокоен.

– Босс, одному из заключенных немедленно нужно в больницу.

Срочная отправка заключенных в больницу была обычным делом в месте, где попытки самоубийства, самоповреждения и передозировки – довольно частое явление. У некоторых заключенных были серьезные проблемы со здоровьем, способные обостриться в любой момент, несмотря на план лечения, разработанный тюремными врачами. Иногда заключенные просто заболевают, и мы не можем к этому подготовиться.

Однако каждый раз, когда я слышала эти слова, на меня накатывала волна стресса.

– Вы можете рассказать мне больше? Что с ним?

– Я не знаю. Врач тоже пока не знает. Он говорит, что это серьезно. Заключенный катается по кровати и говорит, что ему больно.

– О ком идет речь?

– О Райане Фолкнере.

Я не помнила, кто это.

– Хорошо, – ответила я. – Я приду.

Теперь одна из моих задач заключалась в том, чтобы оценивать риски ситуации, прежде чем двигаться дальше. Я попросила одного из надзирателей из своей команды просмотреть личное дело Фолкнера. Зачем? Затем, что сопровождение заключенного в больницу – большое дело. Мы мгновенно попадали в уязвимое положение, выходя за пределы контролируемой среды. В такой ситуации мы сталкивались с сотнями факторов риска. Как заместитель начальника службы безопасности я в первую очередь думала о следующем: а) может ли этот заключенный причинить вред кому-то на свободе? и б) может ли он предпринять попытку побега? Я надеялась, что его личное дело ответит на эти вопросы.

Надзирателю ничего не пришлось говорить, пока он нес толстую папку к моему столу. Мне все было понятно по его глазам.

Лизнув указательный и большой пальцы, я открыла личное дело.

– Что за…? – сказала я. Это, наверное, шутка.