Проскальзываю на ту самую скамью, глядя вперед на окруженный цветами алтарь, покрытый белой кружевной дорожкой, и стоящую рядом статую Пресвятой Богородицы. Достаю из сумочки косынку и, развернув, аккуратно, чтобы не испортить прическу, накидываю на голову. Дверь исповедальни закрыта. На стене выше алтаря изображение двух ангелов, они держат пояса с надписью на непонятной мне латыни. Слева от ангелов расположены сохранившиеся старинные витражные окна, на разноцветных кусочках которых рассказана история Христа.
Опершись на твердую спинку деревянной скамьи, откидываю голову назад, закрываю глаза и, размеренно дыша, постепенно расслабляю плечи. Слышно, как открывается дверь исповедальни и разносится эхо чьих-то шагов. Я пришла сюда посидеть в тишине и одиночестве хотя бы несколько минут; не буду смотреть, кто там.
– Миссис Клэр?
Не меняя положения головы, приоткрываю один глаз. Передо мной в сером брючном костюме стоит следователь Круз.
– Здравствуйте, – говорит она с улыбкой.
Открыв глаза, сажусь прямо и, кивнув, отвечаю на приветствие:
– Добрый день.
– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? Я ненадолго.
Уповая на то, что не слишком заметно, как я раздосадована, расплетаю скрещенные ноги и неохотно пододвигаюсь. Сумочку убираю в другую сторону. Следователь грациозно садится рядом. Длинные черные кудри ниспадают на плечи. Впервые вижу ее с распущенными волосами. Выдыхаю кипящее внутри раздражение и натягиваю на лицо вежливую улыбку.
– Простите, что побеспокоила, – извиняется Круз. – Я была на исповеди, а потом увидела вас.
– Ничего страшного.
– С детства сюда хожу, а запах все тот же, – усмехаясь, говорит она и машет ладонью перед носом.
– А мне нравится: успокаивает.
– Поразительно, как аромат способен пробудить старые воспоминания…
Какое-то время мы храним неловкое молчание, глядя прямо перед собой. Сплетя пальцы на колене, жду, когда начнутся расспросы о Робе, но она говорит совсем другое.
– Хочу поставить свечку за сестру. – Ее палец указывает на заполненный потухшими свечами алтарь. – Ее давно нет…
Я вглядываюсь в доброе нежное лицо. Мне хочется спросить ее о сестре, о матери, о прошлой карьере, но я не решаюсь.
– Я, пожалуй, тоже поставлю свечу.
Круз встает и проводит ладонями по штанинам спереди, расправляя заломы на ткани.
– Пойдемте? – предлагает она и, подождав, пока я встану и пойду к алтарю, идет следом. На каблуках я гораздо выше, чем она.
У алтаря мы обе тянемся за спичками. Она подходит к четвертой незажженной свече, я тянусь к пятой. Мы одновременно чиркаем о коробок. Ее свеча загорается быстрее, и она ставит ее обратно на алтарь. После чего я ставлю свою неподалеку. Преклонив колени, мы творим молитву. Сейчас рядом со мной не следователь, а простая прихожанка Аделла Круз.
Она встает первой и осеняет себя крестным знамением.
Продолжая молиться, я шепчу: «Я люблю тебя. Прости», тоже поднимаюсь, перекрещиваюсь и целую мамин крестик.
– Все хорошо? – спрашивает Аделла.
Стерев со щеки набежавшую слезу, бодро отвечаю:
– Все в полном порядке!
– Не хотите перекусить? Тут за углом деликатесная закусочная. Владельцы – мои друзья.
– С удовольствием.
Наверное, там ей удобнее расспрашивать о Робе, чем в церкви.
Аккуратно снимаю косынку. Достаю из сумочки взятую из ящика Роба купюру, – только сейчас замечаю, что это сто долларов.
Согнув банкноту пополам, опускаю в стоящий рядом со свечным алтарем ящик для пожертвований. Аделла тянется к заднему карману брюк и достает черный кожаный бумажник с монограммой. Она тоже жертвует стодолларовую купюру. Откуда такая щедрость с зарплаты следователя? Ах да, мать же оставила ей состояние…
Мы идем по осенней улице. Свежий воздух пощипывает голые ноги. На тротуаре сидит уличная гадалка с засаленными русыми патлами. Она бросает кубики с непонятными символами на лежащую у ног картонку и говорит сама с собой. Рядом с ней лежит коричневая лохматая собака. Завидя нас, пес начинает лаять, а когда приближаемся, встает на задние лапы.
– Эй, ты, – гадалка указывает прямо на меня, вынуждая остановиться. – Сириус хочет тебе кое-что сказать.
Пес затих и виляет хвостом так, что он вот-вот оторвется. Хозяйка гладит его по голове.
У меня не осталось наличных, чтобы дать милостыню. Зачем я вообще остановилась?
– Ну, здравствуй, модница, – обращается ко мне почти беззубая гадалка. – Кости не для тебя, это ясно. Тогда что? Так-так-так… Погадаю-ка на картах, – бормочет она и, откладывая кубики в сторону, роется в дорожной сумке цвета хаки, которая лежит тут же на тротуаре.
Счастливо улыбаясь, Аделла подмигивает, наслаждаясь неловкой ситуацией, в которую я попала.
Поместив сумочку под мышку, я скрещиваю руки на груди, впиваясь ногтями в кожу через темно-синюю ткань платья.
Гадалка с важным видом тасует карты в грязных руках и протягивает мне колоду.
– Выбери карту, – командует она.
Я подчиняюсь. Над нашими головами осенний ветерок треплет желтые листья на деревьях, срывая и роняя их на мокрый асфальт.
– Перевернутая Луна, – возвещает гадалка. Складывает карты вместе и, посмотрев на нижнюю, показывает нам. – А внизу – Башня.