Поскольку ночь стояла теплая, Бенджамин отправился посидеть на террасе, прихватив с собой стакан холодного белого вина. Он был счастлив. Работа над укороченным вариантом романа завершилась. Текст — слегка беллетризованный рассказ об их отношениях с Сисили, озаглавленный «Роза без единого шипа», — был готов к отправке издателям. Чтобы отпраздновать это, Бенджамин включил переносные колонки и покрутил колесико айпода до музыки, которая вдохновила этот текст и подарила ему название, — сумрачный, страстный дуэт джазового пианиста Стэна Трейси и саксофониста Тони Коу, записанный в 1983 году[66]
. Бенджамин включил его погромче. Здесь можно было слушать музыку на любой громкости, какой ему хотелось, и сколь угодно поздно вечером. Но когда композиция доиграла, он почувствовал некоторое облегчение и осознал, что предпочитает тишину. Тишину Англии, погружающейся в глубокий, удовлетворенный сон, — таким сном спишь после того, как устроил удавшуюся вечеринку, когда все гости разошлись по домам и ты знаешь, что рано вставать утром не надо. Англия сегодня вечером ощущалась как тихое обжитое место — страна, которой с собой уютно. Мысль о том, что столько миллионов отдельных людей объединила, сблизила телевизионная трансляция, вновь вынудила Бенджамина задуматься о детстве — и заставила улыбнуться. Все хорошо. И река словно бы соглашалась с ним — лишь она одна все еще нарушала тишину, двигаясь своим вечным курсом, бурля и пузырясь сегодня ночью, весело, весело, весело, весело[67].Глубинная Англия
Для привилегированных равенство ощущается как шаг вниз. Поймите это — и вы поймете многое в сегодняшней популистской политике.
16
— Ну, — произнес Соан, — поздравляю.
— Спасибо, — сказала Софи.
Они сдвинули бокалы и выпили шампанского, которое оказалось непримечательным. Соан, плативший за это, на миг задумался о цене, которая была как раз очень примечательная.
— Что празднуем-то? — спросила Софи.
— Тебя.
— Меня? А что я?
— Ты — всё. Празднуем тебя и твое блистательное движение к славе.
Софи улыбнулась:
— По-моему, это небольшое преувеличение.
С бокалами в руках они отошли от бара и медленно двинулись по обзорной площадке. Под ними лежал Лондон, томный и податливый от жара раннего летнего вечера. Темза тянулась и вилась громадной грязной лентой, постепенно истончаясь в игольное острие света, поблескивавшее сквозь смог на восточном горизонте.
— Твой город, — сказала Софи, подходя к Соану вплотную и беря его под руку, они вместе глазели в окно во всю стену на обзорной платформе «Осколка» на здания в двухстах метрах под ними: кварталы башенных домов, бывшее муниципальное жилье, новые постройки, случайные экспонаты Хоксмурова[69]
Лондона, торчавшие в современной серой мешанине.— Мой? Да не очень. Лондон лондонцам больше не принадлежит.
— Тогда кому же он принадлежит?
— В основном иностранцам. Настоящим иностранцам. — Софи глянула на него скептически, и он добавил: — Это здание, где мы находимся. Свежайшая звездная достопримечательность Лондона. Думаешь, она британская? Девяносто пятью процентами ее владеет государство Катар. То же касается и вон тех блестящих новых деловых кварталов, которые отсюда видно. Те башни у реки, с шикарными квартирами. Что уж говорить о «Хэрродз», этом чудеснейшем английском заведении. Мы много лет продаем себя. Зайди куда хочешь в центре Лондона в наши дни, и, скорее всего, окажется, что ты ступаешь по чужой земле.
Вместе с небольшой, но горластой группой юных испанских туристов, напиравших на них и возбужденно снимавших городские виды в фото- и видеорежиме на телефоны, Софи и Соан двинулись дальше, обходя платформу по периметру и оглядывая город с разных точек. Собор Святого Павла отсюда смотрелся крошечным и уязвимым, пытаясь утверждать хоть какое-то самоопределение среди этих модернистских, бруталистских и постмодернистских творений, что недавно выперли вокруг из земли.
— А вон то — Олимпийский стадион? — спросила Софи, показывая на белый круг вдали — исполинскую конфету «Поло»[70]
, небрежно брошенную посреди старого Ист-Энда.— Он самый. — Соан отхлебнул шампанского из своего тонкого бокала и продолжил: — Боже, до чего же давно оно было, кажется, а? Помнишь, как недоверчиво мы на все это смотрели поначалу и как потом, минут на пять, завелись? В смысле, я после церемонии прям купил билеты на какое-то событие.
— На что купил?