Средиземноморская Франция в раннее средневековье. Проблема становления феодализма

Справедливости ради, П. Гири (не говоря уже о Р. Ван Даме, Р. Мэтисене или У. Клингширне) не рассматривает собранный им материал как имеющий отношение к этой дискуссии и избегает самого слова "феодализм". И это едва ли не общая черта современных англоязычных исследований переходной эпохи от античности к средневековью: как бы тот или иной автор ни оценивал социальное содержание этого процесса (достаточно часто оно никак не оценивается), по общему мнению, он не имеет отношения к генезису феодализма[179]. В центре внимания сегодня находятся конкретные люди, реально — представители элиты (что обусловлено как состоянием источников, так и предпочтениями самих ученых), их мысли, чувства, проблемы и поступки[180] или — воспользуюсь модным выражением взятая ими на вооружение "стратегия выживания". В рамках этого экзистенциального подхода есть место прошлому, к которому они апеллируют, сравнивая свое время со временем отцов и дедов, и которое незримо присутствует в бытовых, социальных, юридических, культурных и прочих ипостасях окружающей их действительности. Соответственно, в современных исследованиях действительность V–VI, отчасти и VII–VIII вв., соотносится с римской эпохой, но никак не с эпохой Каролингов — ведь герои этих исследований ничего о ней не знали. Не без удовольствия и не без пользы читая эти работы, тем не менее часто ловишь себя на мысли, что средневековое прошлое так же неведомо их авторам, как средневековое будущее — людям, о которых они пишут и глазами которых стремятся посмотреть на ту эпоху. Ее место в процессе трансформации античного общества в средневековое очень редко становится предметом размышлений. Едва ли не единственное важное исключение составляют упомянутые чуть выше коллективные исследования, предпринятые И. Вудом, К. Уикхэмом и их коллегами.

Вклад южнороманских научных школ носит несколько иной характер. Италия и Испания принадлежат к числу тех, не столь уж многочисленных стран, историей которых активно и успешно занимаются французские медиевисты — не в последнюю очередь благодаря организационным и финансовым возможностям Французской школы в Риме и Дома Веласкеса в Мадриде. Исследования А. Гийу о византийской Романье[181], П. Тубера о Лацио[182], П. Боннасси о Каталонии, Ж.-М. Мартена об Апулии[183], Ж. Менана о Ломбардии[184], Ж.-П. Делюмо об Ареццо и его округе[185], Ф. Сенака об Арагоне[186], Л. Феллера об Абруццах[187] серьезнейшим образом влияют на представления французских историков о раннем средневековье. Начиная с 70-х годов история Южной Франции все чаще рассматривается в западно-средиземноморском контексте, но не менее важен и более общий фон, заданный названными историками. В этом смысле, не будет преувеличением сказать, что без работ П. Тубера и П. Боннасси современная французская теория феодализма просто бы не существовала. В изучении испанских и итальянских архивов, а также в самой постановке вопросов, французские историки часто выступают как первопроходцы, влияя на историографию соответствующих стран и книгами, и преподавательской деятельностью. Так, ряд видных испанских медиевистов, например Л. То Фигерас и Х.-М. Ларреа, являются учениками П. Боннасси. Не всегда безоблачное, но, безусловно, тесное сотрудничество с национальными школами Италии и Испании обернулось вполне реальным обратным влиянием.