И собравшиеся цветы поспешили огласить эту грамоту, и первыми, кто ознакомился с нею, оказались весенние цветы на окрестных лугах. Прочтя фирман, они выказали свое неодобрение, осуждая многие слова и выражения, считая, что розе приписаны такие качества, которых она не заслуживает, и такие достоинства, которых она недостойна. Они подумали, что все это устроила сама роза, и сочли это ошибкой, грехом и низостью. Решив, что они никогда не согласятся с этим договором и не подчинятся ему, луговые цветы написали ромашке и желтому нарциссу следующее послание: «Если бы роза была достойна звания имама и сана халифа, то ее утвердили бы в этом наши отцы и деды и давным-давно принесли бы ей присягу, — ведь они всегда были ее соседями и цвели в то же время и на той же земле. Нам неизвестно и непонятно, почему понадобилось сделать предводителем розу, признав ее лучшей и достойнейшей среди нас. Другие цветы прекраснее, чем она, и имеют больше прав, ведь при свете ясного дня видно превосходство белоснежного нарцисса, которого все несравненные поэты и красноречивые ораторы и литераторы уподобляют томным и прекрасным глазам. Что же касается розы, то даже самые рьяные сторонники ее и любители могут сравнить ее лишь со свежими щеками. А известно, что самое благородное из чувств — это зрение, и только благодаря глазам мы способны лицезреть окружающий нас мир, а щеки не обладают никакими чувствами, кроме самого грубого — осязания, и почему она должна претендовать на превосходство и главенство?!
И прочтя эти слова, цветы отказались от своей присяги розе и сменили свое мнение, приняв единодушное решение, и присягнули в верности белому нарциссу, поклявшись никогда не нарушать договора».
Мы приведем также некоторые стихи Хабиба, в которых содержатся дивные описания:
Он сказал также:
РАССКАЗЫ О МНОГОУЧЕНОМ ГРАММАТИКЕ АБУ-ЛЬ-АЛА-САИДЕ ИБН АЛЬ-ХАСАНЕ АЛЬ-БАГДАДИ
Саид ибн аль-Хасан ибн Иса, выросший в Багдаде, был родом из Табаристана[159]
и принадлежал к той части племени Рабиа, которая осела в Фарсе[160]. Он появился в наших краях в дни правления Мухаммада ибн Абу Амира аль-Мансура и стал звездой, взошедшей на Востоке и нашедшей приют на Западе. Его устами будто говорило все арабское красноречие, его находчивость удивляла всех, кто видел и слышал его, и он превосходил хитростью всех людей и зверей, летучих птиц и ползучих змей.Аль-Мансур желал, чтобы появление Саида аль-Багдади стерло следы другого багдадца — Абу Али аль-Кали, который пожаловал в Андалусию ранее по приглашению Омайядов[161]
. И аль-Мансур берег его, как берегут в бою меч, вынутый из ножен, но, увидев, что Саид — тупое лезвие, и облако, не дающее дождя, и пустой человек, который без умолку только кричит о своих знаниях, понял, что ни одному его слову верить нельзя.Рассказывая о Саиде аль-Багдади, Ибн Хайян говорит: «Когда Саид прибыл в Кордову, все тамошние ученые единодушно отказались признать его знатоком грамматики и полностью лишили его своего доверия, сомневаясь даже в его вере и разуме. Он не поправился ни одному из кордовских ученых, и они не сочли его достойным того, чтобы посещать его и учиться чему-нибудь у него. Они даже утопили его книгу, носившую название «Книга самоцветов», так что она до сих пор плавает в их реке!
Мне довелось услышать кое-какие диковинные рассказы о нем и о его измышлениях, и я привожу здесь то, что может послужить доказательством его остроумия и находчивости. Вот что произошло между Саидом и аль-Мансуром.