Мысль об учреждении духовных судов для преследования и конечного истребления ересей была не новая. Она возникла во время альбигойских войн в Южной Франции и была проведена в исполнение известною буллою 1233 года папы Григория IX[73]
. Новые суды, изъятые из-под надзора местных епископов и непосредственно подчиненные папе, были вверены монахам Доминиканского ордена и получили страшную власть располагать имуществом, свободою и жизнью несчастных, которых мнения основывались не на католическом догмате. Учреждение, вызванное требованиями эпохи, раздираемой религиозными противоречиями, перешло из Южной Франции в другие земли Западной Европы, но встретило везде недоверие и ненависть, положившие границы его деятельности. Причину этого явления надобно искать не в религиозной терпимости, которая принадлежит к самым благородным плодам образованности и, следовательно, не могла быть свойством средневековых обществ, а в оскорблявших всякое чувство права формах, которые исключительно употреблялись так называемыми священными судами (sanctum of – cium)[74].Поощрение тайных доносов, частая утайка имен пристрастных свидетелей, пытки во всех видах лишали подсудимого и средств, и надежды оправдания. Крепкие духом узники, у которых пытка не могла вынудить признания в небывалой вине, подвергались искушениям другого рода. Посмотрим на характерное место из «Руководства инквизиторам», составленного Николаем Эммерихом[75]
в XIV столетии, в Арагонии[76].«Инквизитору надобно стараться свести узника с одним из участников в его преступлении или с прежним еретиком, давшим достаточные свидетельства своего раскаянья. Последний должен сказать, что он исповедует прежнюю ересь свою и отрекся от нее только наружно, для того чтобы обмануть судей и избежать наказания. Вкравшись, таким образом, в доверие подсудимого, новый друг должен посетить его в один из следующих дней, в послеобеденное время, и остаться на ночь в темнице под предлогом, что домой идти уже поздно. Тогда рассказом о собственной жизни можно побудить узника к такой же откровенности. Между тем тайные свидетели и надежный чиновник должны стоять у дверей и подслушивать, чтобы потом донести о том, что происходило».
Можно составить себе понятие о деятельности суда, который прибегал к подобным средствам.
В эпоху соединения Кастилии[77]
и Арагонии под правлением Фердинанда и Изабеллы[78] монархическая власть, одолевшая в остальной Европе непокорные ей элементы феодализма и городовых общин, еще была далека от такой цели в государствах Пиренейского полуострова. Ей надобно было бороться с сильным и богатым дворянством, которого отдельные члены имели право войны с королем; с городами, которых муниципальные льготы ставили наряду самостоятельных республик; с духовенством, более зависевшим от папы, чем от светской власти, и с рыцарскими орденами, которые сами по себе составляли государства. Каждое из этих сословий было ограждено против возможных посягательств на его независимость бесчисленными привилегиями. Но Фердинанд и его супруга умели воспользоваться распрями враждебных одно другому сословий. Они стали во главе городового ополчения (германдады)[79] против дворянства и во главе восстановленной ими, с целью более политическою, чем религиозною, инквизиции против всех стеснительных для их власти привилегий, преданий и лиц.Внешний повод к учреждению новой инквизиции подали испанские евреи. Их число, богатство, образованность сделали их с давних пор предметом зависти и ненависти для духовенства и простого народа. Вследствие преследований и насилия, против них употребленного, многие еврейские семейства приняли христианство. Но обращение, вынужденное силою, было у многих наружным. Они хранили скрытую привязанность к вере отцов своих и втайне совершали ее обряды. Впрочем, короли арагонские и кастильские обыкновенно покровительствовали евреям и новообращенным христианам, которые нередко достигали важных государственных должностей. При Фердинанде и Изабелле отношение изменилось, отчасти виною самих евреев. Будучи образованнее других классов испанского народонаселения, они первые заметили опасность, грозившую со стороны монархической власти дворянству, с которым были тесно связаны как управители и арендаторы его имений, и старались обратить внимание аристократии на меры правительства.
В 1478 году папа Сикст IV[80]
по настоятельному требованию Фердинанда разрешил учреждение инквизиции в королевствах Кастильском и Арагонском для истребления еврейской ереси. Впрочем, переписка продолжалась еще два года до совершенного открытия суда. Папа долго не одобрял меры, которой последствия могли быть полезны светской власти, но явно ограничивали его собственное влияние на духовенство.