Впрочем, длительное существование этого режима зависело не от одной только доброй воли герцога. Разумеется, Иоанн II и Иоанн III оказали патрициату крупные услуги, но они не в состоянии были бы предотвратить падение его, если бы он сам по себе не обладал внутренней устойчивостью и значительной силой сопротивления. В отличие от льежских родовитых семей, которые с начала XIV в. стали растворяться в дворянстве, хиреть, беднеть и играть в городском управлении все более незначительную роль, брабантским «geslachten
» в течение долгого времени удалось сохранить свою численность, могущество и богатство. Их политическая роль в точности соответствовала их экономическому положению. Входившие в состав их семьи были не только семьями земельных собственников, живших за счет ренты со своей земли, но и вполне заслуживавших то название праздных бездельников (otiosi, lediggangers), которое народ дал во Фландрии в XIII веке городской аристократии. Промышленность давала всем им возможность компенсировать непрерывное уменьшение доходов с земли и сохранить благодаря активному участию в городской жизни свое влияние и свой авторитет. Впрочем, брабантский патрициат не составлял замкнутого класса, недоступного для «новых людей». Пустоты, возникавшие в нем благодаря вымиранию отдельных родов, непрерывно пополнялись снизу, за счет ассимиляции разбогатевших плебеев[907]. Таким образом свежие силы непрерывно питали жизненную энергию родовитых семей. В Брюсселе в 1375 г. члены семи «geslachten» (знатных фамилий), имевшие от роду более 28 лет, насчитывали 245 глав семей[908]2. При помощи гильдии патрициат пускал свои корни в массу горожан и черпал в ней питавшие его соки. В то время как фландрские гильдии, ставшие эгоистическими кликами и заботившиеся только о сохранении своих устарелых привилегий, были сметены демократической революцией или сохранились лишь в небольших городах, в Брабанте они обнаружили замечательную живучесть в течение всего XIV века. Они были здесь существенной частью городского строя. Они отнюдь не являлись здесь бесплодным пережитком прошлого, но, наоборот, в течение этого периода непрерывно создавались новые гильдии: в Диете — в 1316 г., в Льерре — в 1326 г., в Герентальсе — в 1385 г.[909] Брабантская торговля, более консервативная, чем фландрская, менее активная, чем последняя, и в особенности не подвергавшаяся столь резким изменениям, под влиянием успехов мореплавания дала возможность старому учреждению приспособиться к новой обстановке. Гильдии отказались от странствующей торговли, ради которой они некогда были созданы, и изменили cвoю структуру, ограничившись только областью промышленности. Они своевременно отрешились от исключительности, столь характерной во Фландрии для Лондонской ганзы и вызвавшей ее падение. Правда, они исключили из своей среды рабочих, но разбогатевшим ремесленникам ничего не стоило записаться в них. Они объединяли в одну и ту же группу, не считаясь с их происхождением, всех тех, кто обладал известным капиталом, так что патриции и плебеи встречались здесь на общей почве, которую гильдии предоставляли для их деятельности.Эта почва ограничивалась почти исключительно суконной промышленностью. Брабантские гильдии XIV века носили название Lakengulde, Broederschap van der lakengulde
; они объединяли всех работодателей, всех предпринимателей, на которых работали ткачи и валяльщики; они же устанавливали заработную плату, наблюдали за мастерскими и регулировали на рынке продажу готовых тканей[910]. Характер, который они придали экономической организации городов, в точности соответствовал внешнему виду последних. Бросавшийся повсюду в глаза контраст между жалкими рабочими предместьями и центральной частью буржуазного города, окруженной мощными стенами с крепкими запорами на воротах, проявлялся столь же резко в строгом подчинении наемных ремесленников предпринимательской гильдии.