Средневековые тюрко- и монголоязычные номады и их потомки на Руси, в Российской Империи, странах Запада и Казахстане

Исследователи предполагают, что через рязанские земли проходил Великий Волжский путь, который связывал Европу и Восток на рубеже I–II тысячелетий. Об этом, в частности, свидетельствуют находки монет. Обнаружен, например, так называемый Хрущево-Тырновский клад из 226 дирхамов, отчеканенных в Арабском халифате во второй половине VIII — третьей четверти IX вв. Такие монеты, называемые историками куфическими, активно использовались в качестве межнациональной «валюты» купцами, путешествовавшими с товарами по Великому Волжскому пути. Волжский путь наряду с Днепровской речной трассой, известной под летописным названием «Из варяг в греки», был одним из важнейших торговых путей средневековья. По мнению археологов «Находка клада — еще одни кирпичик в исследование Великого Волжского пути, который связывал Европу и восток на рубеже I–II тыс. и проходил через Оку. Входящие в его состав монеты важны как ценный источник для изучения торгово-экономических отношений в IX в. населения Восточной Европы с мусульманским Востоком при посредничестве Хазарского каганата, закономерностей и особенностей использования дирхамов в бассейне Средней Оки»^{14}.

В связи с упоминанием Хазарского каганата, интересно мнение М. К. Джусупова, который предполагает хазарское происхождение термина «казак»^{20}. Тем более, есть мнение, что один из вариантов первоначального названия хазар — коса^{{5, с. 114}}, касоги, которое затем перешло на смешанное тюрко-адыгское население, а этнонимы хазар, казак, казах — тюркские и происходят от общетюркского кас (коса) — «кочевать»^{{11, с. 42}}

Поэтому, вполне возможно, что ядро рязанских казаков могли составлять потомки воинов хазарских гарнизонов, охранявших Великий Волжский путь.

Отметим, что существуют исследователи отрицающие тюркское происхождение термина «казак». Так, М. И. Крайсветный, изучив основные диалекты тюрских языков, пришёл к выводу: «Ни в одном из этих тюркских языков нет ни одного слова с корневой основой каз/коз в значении свободного, вольного или независимого человека. Сам термин „казак“ переводится на эти языки как „казак“, то есть без какого-либо определения, что свидетельствует о его заимствовании»^{23}. В. Е. Шамбаров также пишет: «Обычно принято считать, что слово „казак“ тюркское и означало „вольный воин“, „бродяга“, а то и „разбойник“. Но в тюркских языках нет корней, от которого оно производилось бы! Нет и никаких близких и родственных слов, следовательно, в лексикон тюркских народов (как и славянских) оно уже попало „готовым“, откуда-то извне»^{46}. По мнению М. И. Крайсветного «этимоном тюркизированного термина „казак“ является адыгский термин „хасэ/хаса“, первоначально означающий „народное законодательное собрание“»^{23}.

Однако выше показано, что этноним касоги был распространен на адыгов, подчинившими их хазарами, которые назывались — коса, касоги и этот этноним затем носило смешанное тюрко-адыгское население^{11}.

Л. В. Воротынцев полагает, что русское казачество сформировалось в результате контактов тюркоязычных кочевников и южнорусского населения. Связано это с тем, что в конце XIV — второй половине XV вв. в лесостепной полосе русско-ордынского пограничья «происходит сложение ряда феодальных образований „служилых татар“ (улус Мансура-Кията, Яголдаева тьма, владения Бердедата Кудаитовича и братьев Касыма и Якуба Мехметовичей), находившихся в вассальных отношениях с властями Великого княжества Литовского и Московского княжества, а также независимых военных сообществ (т. н. „казаков“), не входивших в политические системы вышеуказанных государств»^{13}. Эти образования были полиэтничными и «Соответственно, культура „татарских княжений“ и казачьих сообществ также носила синкретичный характер, с постепенным преобладанием русской православной культурно-бытовой матрицы, в ее народном варианте»^{13}.

Первым подобным образованием, «по-видимому, стало владение князей Глинских, возводивших свое родословие к сыну беклярбека Мамая, Мансуру-Кияту и ставших впоследствии родственниками московских царей[54]. Согласно сведениям, содержащимся в пространной редакции родословной Глинских: „… после Донскаго побоища Мамаев сын Мансур-Кият князь зарубил три городы — Глинеск[55], Полдову (Полтаву), Глеченицу (Глиницу). Дети же Мансур-киятовы, меньшой сын Скидерь поимав стадо коней и верблюдов и покочевал в Перекоп, а большой сын Алекса остался на тех градех преждереченных“. Мансур и его сыновья, по-видимому, ушли в Литву не сразу после разгрома Мамая в Куликовском сражении, а несколько позже, после гибели Мамая в генуэзской Кафе»^{13}.