— Товарищ Ли Тунчжун, — в голосе Яна слышались строгие нотки, — знаешь ли ты, кто громче всех кричит о трудностях с продовольствием?
— Знаю.
— Кто?
— Бедняки и низшие середняки.
— Ну, что ты мелешь! — Ян Вэньсю опешил, поднятая вверх рука с дымящейся сигаретой на мгновение замерла, но тут же очертила круг в воздухе. — Это, наверно, новые середняки болтают. Ну конечно, это высшие слои новых середняков. Смотри, товарищ, не к лицу тебе водиться с зажиточными середняками!
Не дожидаясь ответа, секретарь-застрельщик совершил ну прямо-таки «великий скачок» и выбежал из зала заседаний.
Второй раз Ли побывал там, когда в Лицзячжае зерно почти кончилось, и сам Ян Вэньсю уже видел, что даже кора с вязов ободрана.
— Да, у вас несколько туговато с продуктами, — Ян избегал смотреть в темные глаза Ли, — но текущий момент характеризуется борьбой против правого уклона, против тех, кто, задрав голову в небо, протягивает руки в ожидании подачек. Я-то не прочь попросить зерно в уезде, но вот боюсь, как бы на меня не нахлобучили шапку правоуклониста.
— А ты уступи эту шапку мне, — невозмутимо откликнулся Ли. — Ежели от твоей борьбы против правых появятся продукты, я готов носить шапку правоуклониста хоть десять тысяч лет.
— Не поддавайся настроению, товарищ, — меряя шагами комнату, говорил Ян. — Нехватка продовольствия? Так это не только у вас, в Лицзячжае. Сейчас как раз заседает окружком партии, обсуждается вопрос, как спасти людей, сберечь скот. От нашего уезда там секретарь Тянь. Вернется, послушаем, тогда и видно будет, что делать. Огород при вашей столовой неплохой, продержитесь еще чуток.
Ли Тунчжун был вынослив и терпелив, но, как показывает жизнь, желудок не может слишком долго оставаться пустым. Еще три дня назад Ли послал с нарочным секретарю укома письмо с просьбой о срочной помощи, закончив его по предложению первого деревенского грамотея, счетовода Цуй Вэня, тремя жирными, похожими на бомбы, восклицательными знаками. Но ответа так и не получил. И пришлось ему снова громыхать протезом по каменным ступенькам у входа в правление коммуны.
— Тунчжун, можешь ничего мне не говорить! — из дверей, толкая перед собой велосипед, вышел Ян Вэньсю. — Секретарь Тянь уже вернулся, в укоме назначено совещание, будут рассматривать вопрос о положении в коммуне. Иди домой и жди.
— Ну, а сейчас-то как?
Ян Вэньсю уже вскочил на велосипед и, как вихрь, понесся прочь, однако успел обернуться и крикнуть:
— Репа!
Ли Тунчжун двинулся обратно. Проходя мимо Богатырского угорья, почувствовал головокружение, поскользнулся и свалился в придорожный ров. Он лежал на снегу, и не было сил подняться. Хотелось вот так и лежать здесь вечно и никогда больше не вставать. Наконец он вспомнил, что его ждут сотни односельчан, вспомнил, что заседает уком и секретарь Тянь, возможно, уже получил письмо с просьбой о помощи. Он положил в рот горсть снега, проглотил и, собрав последние силы, поднялся. Добравшись до ворот деревенской ограды, расправил плечи и крикнул людям, которые его ждали:
— Забивайте быков!
— Меня заколите! Меня в котле сварите! — истошно вопил на скотном дворе третьей бригады старик Ли Тао, намертво ухватив повод, к которому был привязан бык по кличке Пестрый Тигр. — Кому это пришло в голову жрать скотину? Лучше меня съешьте! И дело с концом!
Молоденький бригадир Куань потянул привязь к себе:
— Дядюшка Тао, вы пораскиньте мозгами-то, что важнее: чтобы люди остались живы или скотина? К тому же и бригада так решила, и братец Тунчжун так считает.
— Тунчжун так считает? — Ли Тао совсем разволновался, у него даже вылетело из головы, что Тунчжун — это его собственный сын-инвалид. Согласно семейным устоям главой семьи был он, а по государственным законам начальником являлся его сын Тунчжун, стало быть, участь Пестрого Тигра решена. — Забирайте, ну, забирайте его и всех уводите! А мы по домам разойдемся! Вот и пришел всем нам конец!
Ли Тао отпустил повод. Он не мог смотреть, как уводят скотину, сел на табуретку, повернулся лицом к стене и зарыдал. Вскоре из-за столовой донеслось мычание, и ему показалось, что это Пестрый Тигр зовет его. Как ножом полоснуло по сердцу, в глазах потемнело, и, потеряв сознание, он повалился на ворох сена.
Старика перенесли домой. Опираясь на палку, из медпункта большой бригады торопливо приковылял фельдшер Ван. Он ущипнул верхнюю губу старика в точке, известной в старой медицине под названием «суть жизни», так, что выступила кровь. Ли Тао открыл глаза, глубоко вздохнул и будто выдохнул из себя застоявшийся воздух.
— Ну как, отец, полегчало? — тихо спросила сноха.
Старик молчал.
К изголовью кровати припал внук Сяотуньэр:
— Дедушка, кто это тебя так рассердил?
Дед только вздохнул.
Фельдшер Ван отозвал в прихожую жену Тунчжуна, строго сказал:
— Ослаб он от голода-то, не вынес сильного переживания. От этого недуга лекарств нет, пусть просто полежит спокойно.
Вспомнив о быке, Ван тоже вздохнул и ушел, опираясь на палку.