— Раз такое дело, длинный разговор поведу коротко. Мы тут с секретарем партячейки и счетоводом посоветовались и пришли к такому выводу: наша большая производственная бригада — из отстающих, слабосильная. За один год нам удастся осилить не плановые наметки, а разве что плановые «подметки», да и то не самые большие, а маломерные. — И под громкий хохот невозмутимо и очень серьезно добавил, уставившись в потолок: — Вы спросите, когда нам удастся превзойти плановые наметки? Отвечаю: дайте срок сначала доползти до этих самых «подметок», потом мы остановимся, покурим, подумаем, а там и видно будет — когда!
Теперь даже самые неулыбчивые заулыбались, а остальные хохотали до слез.
Чжан Шуанси с чувством собственного достоинства опустился на половинку кирпича, служившую ему сиденьем, и тихо спросил Тунчжуна:
— Ну как?
— Выдал ты истинную правду, нашу крестьянскую правду, — одобрительно ткнув его кулаком в бок, ответил тот, а Цуй Вэнь пнул ногу Чжан Шуанси и указал глазами на сцену, откуда на них бросал недобрые взгляды весь побагровевший, свирепый, как дикий кабан, Ян Вэньсю.
Кто мог предположить, что именно из-за этого выступления Лицзячжай превратится в классический пример проявления правого уклона! В своем заключительном слове Ян Вэньсю сказал:
— Спор о том, к чему стремиться: к выполнению наметок или «подметок» — это и есть борьба двух линий, которые в концентрированном виде выявились в коммуне Шилипу, Разговоры о так называемых «подметках» лишний раз показывают узость мышления мелкого собственника, леность лодыря, увертки сопротивленца, твердолобость консерватора. Людям, ратующим за то, чтобы достигнуть хотя бы уровня «подметок», следовало бы изменить свою позицию и прежде всего сделать в своем сознании скачок от «подметок» до наметок.
Возвращались с актива молча. Чжан Шуанси, который обычно в дороге любил напевать арии из старых опер, на этот раз хранил гробовое молчание.
— Брат Шуанси, чего это ты так им все прямо и выложил? Избрал бы тактику похитрее. За бахвальство ведь не взыскивают, — упрекнул его Цуй Вэнь.
— А я поддерживаю выступление брата Шуанси. Коммунисты должны трудиться на благо народа с усердием каменного пестика в ступе. Как говорится, клин клином надо вышибать, а не молоть языком, — возразил Ли Тунчжун.
— Все равно, — заговорил Чжан Шуанси, — зарекаюсь больше выступать, защелкну рот на амбарный замок, да еще в углах рта двух стражников поставлю!
Однако после пятьдесят восьмого года одно движение стало сменять другое. Чуть ли не каждый день надо было рапортовать о том, как развертывается та или иная кампания. Ли Тунчжун со своим протезом не был таким проворным, как Чжан Шуанси, поэтому задания по доставке донесений в коммуну свалились на голову последнего, словно стихийное бедствие.
На собрании по подведению итогов патриотического движения за санитарию и гигиену бригадиры, начавшие овладевать «стратегией выступлений», бодро отрапортовали об успехах в наведении чистоты и блеска, отчитались о том, как быстро сумели преобразовать зловонные точки в места, которые теперь испускают благоухание. Чжан Шуанси про себя думал: «Во завирают! Во лгут! Ни дать ни взять стараются развести костер из сырых дров в промозглую погоду!» Между тем подошел черед отчитываться и ему.
— Ладно, давайте теперь послушаем, как обстоят дела в Лицзячжае, — бросив на него взгляд, сказал Ян Вэньсю.
Чжан Шуанси прямо-таки кипел от негодования и надумал выместить свою злость на особый манер. Негромко прокашлялся и робко, как и подобает бригадиру отстающей бригады, которому и в глаза-то людям совестно смотреть, смиренно сказал:
— В движении за чистоту и гигиену наш Лицзячжай тоже долго плелся в хвосте, мы даже не знали, куда от стыда деваться. Но с помощью руководства, равняясь на лучших, беря с них пример, нам удалось кое-что сделать и… научить нашего ослика, которого недавно поставили работать на крупорушке, чистить зубы, теперь это уже вошло у него в привычку…
Новость потрясла присутствующих, затмила рапорты других бригадиров. Чжан Шуанси увидел, как вытягивается от удивления лицо секретаря-застрельщика, как он медленно отвинчивает колпачок авторучки, и испытал при этом истинное удовлетворение от своей маленькой мести. Представил он себе, как ослик чистит зубы, покачивая из стороны в сторону головой, не удержался и прыснул. Десятки челюстей медленно отвисли и одновременно из глоток людей вырвался на волю хохот.
— Тихо, тихо! — Ян Вэньсю постучал авторучкой по столу и спросил: — Как удалось научить осла чистить зубы и откуда известно, что ему привилась эта замечательная привычка?
Да, это был нелегкий вопрос. Учиться Чжан Шуанси не довелось, но природа одарила его талантом образного мышления. Он ответил так: