Средство от Алкивиада

- Я слишком нежный, - сказал он. - Это у меня с детства. В детском саду я переболел свинкой. И с тех пор я ужасно изнеженный. А кроме того, я очень чувствительный. Вот и во время последнего боя с Шлаей я ужасно расчувствовался, а почему? Потому что Шекспир у нас читал на уроке сочинение о Янко-музыканте. Вот я и подумал, что я совсем как Янко-музыкант, только нет у меня скрипки. О, не кажется ли вам, что я просто губил себя в боксе?

- Конечно, губил, - сказал я, чтобы привести его в лучшее настроение.

- Да, я губил себя, но решил больше не губить. Куплю себе ноты и буду играть. Я стану музыкантом, если только до этого не сделаюсь поэтом. Засемпа, правда, что твой старик играет в оркестре? - неожиданно спросил он.

- Да, в оркестре трамвайщиков.

- А ты не мог бы одалживать у него для меня скрипку хотя бы раз в неделю? Новые скрипки страшно дорогие.

- Мой старик не играет на скрипке, - сказал Засемпа.

- А на чем?

- На флейте. Тебе это подходит? Мне кажется, что жалобный плач флейты великолепно выразил бы твое настроение.

- Нет… нет… не вспоминай при мне о флейте, - содрогнулся Вонтлуш. - Я не смогу играть на флейте. Я сразу расплачусь, ведь я такой чувствительный!

- А так ли уж тебе необходимо играть? Может быть, достаточно было бы слушать пластинки? - сказал Засемпа.

Но Вонтлуш с грустью покачал головой.

- Нет, я ведь Янко-музыкант. И мой талант пропадает из за отсутствия инструмента. Может, вот только я стану поэтом.

- Мы пришли тебе помочь, - сказал Засемпа.

- В поэзии или в музыке?

- Ну, как ты захочешь, - промямлил Засемпа.

- Мне нужна рифма к «жалобный».

- «Палуба»! - не задумываясь, выкрикнул Засемпа.

Но Вонтлуш Первый недовольно покачал головой:

- Это бедная, примитивная рифма. Я не могу ею воспользоваться. Это меня скомпрометировало бы.

- А кто тебе сказал, что это примитивная рифма?

- Шекспир.

- Так ты водишься с Шекспиром? Значит, то, что говорил Кицкий, правда…

- Нас сблизило искусство. Но не будем уклоняться от темы. Ищи рифму.

- К «жалобный»?

- Да, к «жалобный».

- «Стало быть»! - крикнул я.

- Это можно, - сказал Вонтлуш Первый. - Ты, Чамча, тоже должен стать поэтом.

- Мне не хотелось бы конкурировать с тобой, - сказал я.

- Тогда, может, ты найдешь рифму к «крылья».

- О, таких рифм сколько угодно, - ответил я.

- Сколько угодно? - удивился Вонтлуш. - И ты мог бы мне их сказать?

- Конечно. Я мог бы тебе помогать постоянно… Ну, хотя бы в течение недели.

- Просто так?

- Такой святой вещью, как вдохновение, не торгуют, - ответил я.

- Это было бы здорово, Чамча. Я буду тебе благодарен по гроб жизни.

- Ты всерьез? - спросил я.

- Слово спорте… - он прикусил язык, - слово поэта хотел я сказать. До самой смерти.

- Достаточно будет, если до завтрашнего дня.

- Каким образом? - растерялся Вонтлуш.

- Потому что я хотел бы, чтобы ты нам завтра открыл средство.

- Какое средство? - заволновался Вонтлуш.

Я наклонился к его уху и шепотом объяснил, в чем дело. На лице у Вонтлуша отразилось изумление.

- Ну, так как? - спросил я.

- Сначала… сначала скажи мне рифму на «крылья».

- «Гнилью, пылью»! - одним духом выпалил я. Все, не исключая Засемпы, посмотрели на меня с изумлением.

- Подходит? - спросил я у Вонтлуша, склоненного над листком.

- Нет… - вздохнул он. - Это противные прозаические слова. А мне необходимо что-нибудь стремительное, легкое.

- «Бессилья»! - брякнул я не раздумывая. Вонтлуш с восхищением взглянул на меня.

- У тебя необыкновенные способности, - сказал он и тут же записал это слово на своем листке. - Сейчас вам прочитаю все стихотворение, - предложил он.

- Погоди-ка, братец, а что же будет со средством? - в тревоге спросил я. - Ты же хотел быть благодарным.

- На это у меня времени хватит. Я же обещал тебе благодарность до самой смерти.

- Как хочешь, братец, - сказал я, - а то мы можем и сократить тебе срок.

- Пусть читает, - сказал Засемпа и подмигнул мне.

Вонтлуш откашлялся и с вдохновением начал читать:

Солнце зашло за Коптильней кроваво,
Раздался крик птицы Венцковской несвежий,
Прощай же, сезон, и ринг, и слава.
Где ж он - нокаутированный боксер, где же?!
Поскольку кулачная драка - бессилье,
Тогда разверни, поэзия, крылья!

Вонтлуш спрятал свои листки.

- Как вам понравилось? - спросил он,

- Очень неплохо, - отозвался Засемпа, - только почему «несвежий»?

- Что несвежее? - спросил Вонтлуш.

- Ты написал «раздался крик птицы Венцковской несвежий». Разве крик может быть несвежим?

Вонтлуш с жалостью поглядел на Засемпу:

- Ничего ты, братец, не понимаешь в поэзии. Сейчас я тебе все это объясню: крик потому несвежий, что они уже долго кричат. И к тому же сейчас осень и вообще… поэтому все не может быть свежим. На это возразить нам было нечего.

- Ладно, Вонтлуш, - начал я, - а теперь давай поговорим о средстве.

- О каком средстве? - Вонтлуш захлопал глазами, явно придуриваясь.

- Не отвиливай, - оборвал его я, - речь идет о средстве от гогов.