Средство от Алкивиада

- Они не могут отдать ее тебе, потому что это моя ракетка.

- Да что вы рассказываете?! - простонал Кицкий. - Эта ракетка не может быть вашей.

- Почему?

- Так ведь вы же сторож, вышедший на пенсию по возрасту.

- Да, я действительно сторож, - сказал старец, - который вышел по возрасту на пенсию.

- Ну вот мне и кажется довольно странным, что бы сторожа, вышедшие на пенсию, играли в теннис.

- Это не я играю. Это играют мои внучки, - сказал сторож. - Но ракетка эта принадлежит мне. Я ее купил на свои сбережения и даю внучкам, когда они ходят на тренировки. Я не в состоянии был купить три ракетки и купил одну. Поэтому-то я и не могу отдать ее ни одной из внучек. Ведь остальные стали бы ей завидовать. И к тому же это было бы несправедливо, а я всю свою жизнь состоял на службе у справедливости, мой мальчик. «Справедливость - это оплот Польской республики» - ты наверняка читал эту надпись на здании моего суда на Лешно.

- Конечно, но простите, - выдавил из себя совершенно сбитый с толку Кицкий, - но ведь вы не можете здесь жить… Эта квартира Чамчи, потому что его отец был директором, а его как раз сняли и переселили в подвал.

Я почувствовал, что становится жарко. Почтенный судебный старец посмотрел на нас с осуждением:

- Никакой Чамча здесь не живет, а если же речь идет о директоре, которого сняли, то я не знаю, о ком вы говорите, о том, что живет на четвертом этаже, или о том, который на втором. Во всяком случае до сих пор ни один из них не живет ниже определенного уровня. А из этого следует, что ты, как я опасаюсь, пал жертвой мошенничества - преступления, предусмотренного статьей двести шестьдесят четвертой Уголовного кодекса, а это влечет за собой наказание - лишение свободы сроком до пяти лет.

- Канальи! Бандиты! Жулики! Хулиганы! Без стыда, без совести! Ах шулера, шарлатаны! Так меня провести! Погодите же, проходимцы и прохвосты! Шкуру с вас спущу! - вопил Кицкий.

Почтенный старец внимательно и с явным удовольствием прислушивался к его крику, должно быть вспоминая минувшие дни. Однако же, услышав о «сдирании шкуры», он неодобрительно покачал головой:

- Не советую. Нанесение тяжелых телесных повреждений при отягчающих обстоятельствах, предусмотренных статьей двести тридцать первой, влечет за собой наказание - лишение свободы сроком до десяти лет.

Однако разъяренный Кицкий не обращал уже никакого внимания на юридические последствия своих действий и наверняка выполнил бы свои явно некультурные намерения, если бы не наш единственно приемлемый в подобной ситуации маневр - ноги в руки и отрыв от противника.

В школе звонок уже прозвенел, и нас с успехом защитили двери нашего класса. Следующую перемену мы для страховки (береженого и бог бережет) провели в коридоре, в большом стенном шкафу, где Венцковская хранит мастику, щетки, метлы и тряпки.

Предосторожность наша оказалась вполне своевременной. Потому что всего несколько секунд спустя в коридоре раздались возгласы Кицкого:

- Жулики! Где вы? Выходите, трусы! Сейчас я с вами рассчитаюсь!

- Что за крик? - услышали мы раздраженный голос Дира. - Кто это тут ругается!

- Меня, пан директор, мошенники обжулили.

- Что еще за мошенники?

- Жулики!

- Какие жулики?

- Ну, в общем, жулье, пан директор!

- Как ты выражаешься!

- Но ведь это факт!

Директор махнул рукой и пошел дальше.

Кицкий немного притих, но всю перемену носился взад и вперед по всем коридорам, выбегал во двор (наверняка заглядывал в Коптильню), снова возвращался и шарил во всех закоулках. Вот-вот, казалось нам, Кицкий заглянет в шкаф. Он пробегал мимо него уже раз пять, но ему все же так и не пришло в голову, что мы можем там сидеть. Мы счастливо уцелели, хотя это и стоило нам нервов. Но хуже всего, что нас мучили угрызения совести.

- Нечего переживать, - пытался утешить нас За-семпа. - Цель оправдывает средства.

Однако мы не вполне были в этом уверены.

- Вы ведь знаете, что Кицкий - прохвост. А одурачить прохвоста - в этом нет ничего плохого.

Однако мы все еще сомневались в том, что одурачить прохвоста не так уж и плохо.

- Кицкий - эксплуататор… предатель, продажный тип и нечестный игрок, - тяжело пыхтя, бормотал Засемпа, приводя все новые и новые доводы. - Договор, который он с нами заключил, был незаконный. Помните ведь, что говорил нам почтенный судебный старец. Подобные договоры недействительны. Их можно не выполнять.

Мы, однако, чувствовали, что если даже дела обстоят действительно так, то все эти объяснения все равно не облегчают нашей совести. Ведь мы сами принимали участие в этих бесчестных сделках, и так или иначе, но совесть наша была нечиста.

ГЛАВА VI