Средство от Алкивиада

— Только поосторожнее, чтобы опять не разбился. — Алкивиад снял шляпу и отер лоб.

— Это Катон, пан учитель? Его уже склеили?

— Да… хотя, по правде говоря, я несу его с некоторым опасением, — пыхтел Алкивиад.

— Да что вы!

— Как вам уже известно, особой красотой он не грешил, и пан директор не считает его украшением кабинета.

— Тогда зачем же он его держал?

— Это старая скульптура, — пояснил Алкивиад. — Когда я начал преподавать в этой школе, он уже был… К сожалению, он теперь выглядит еще хуже, чем раньше.

— А разве нельзя было, воспользовавшись случаем, отшлифовать его и обновить немножко?

— Можно, мастер даже хотел ему приклеить недостающий кусок носа и уха, но я воспротивился.

— Почему?

— Потому что на носу нашего Катона поставила свою метку история. Я не знаю, известно ли вам, что нос этот отбил ему наш знаменитый воспитанник генерал за год до сдачи экзаменов на аттестат зрелости. Поэтому же я был против восстановления куска уха. Ибо ухо это было изувечено при осаде Варшавы в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Наш незабвенный сторож Венцковский как раз эвакуировал его в безопасное место, когда разрыв бомбы швырнул их обоих на землю, и таким образом Катон сделался историческим объектом. Открою вам тайну, что даже не все осколки разбитого паном директором бюста я отдал склеить.

— Как это?

— Я хотел, чтобы на нижней губе, которая, как вы знаете, была разбита, осталась щербинка. Это означает, что у нашего Катона сейчас не хватает кусочка нижней губы.

— Значит, вы, пан учитель, хотели таким образом сохранить память о последнем событии?

— Да.

— А… а вы, пан учитель, считаете, что это событие имело такое важное значение?

— Не следует делать поспешных выводов, это решит история. Ибо не исключено, что кто-нибудь из вас станет знаменитым человеком, и тогда случай, который имел место в прошлом месяце, заинтересует историков.

— Вы надеетесь? — шмыгнул носом Засемпа.

— Наблюдая своих учеников, я всегда учитываю и такие возможности.

К сожалению, мы не могли продолжить этот интересный разговор, так как очутились уже в школьном коридоре, и слова историка заглушили шум и гам.

Судя по всему, некоторые из моих коллег выступали в качестве верховых лошадей, а на плечах у них восседали дико вопящие личности. Здесь, по всей вероятности, происходило воссоздание одной из исторических битв. Алкивиад, вытягивая руки и в чем-то убеждая молодежь, пытался протолкаться сквозь сумятицу боя, но воины не обратили на него никакого внимания.

Растерянный и беспомощный, остановился он среди воющих орд.

— Ничего не поделаешь, придется действовать, — шепнул Засемпа, а потом крикнул прямо в ухо Алкивиаду: — Спокойно, пан учитель, мы пробьем вам дорогу среди этих легионеров. Давайте, ребята. Методом козла. Слабый и Пендзель, вперед!

Наклонив головы, ребята врезались в толпу, опрокинув кое-кого из «коней». Мы с Засемпой немедленно воспользовались образовавшейся брешью и втолкнули в нее опешившего Алкивиада. Не прошло и полминуты, как мы благополучно очутились перед дверью канцелярии.

— Готово, пан учитель, — облегченно вздохнул Засемпа. — Фронт прорван.

Алкивиад отер лоб.

— Нечто подобное удалось совершить разве что только Сиду под Саморой… Но скажи мне, мальчик, почему ты употребил слово «легионеры»?

Засемпа не знал, что ему ответить.

— Мы вычитали его как-то в одной исторической книжке, — поспешно пришел я ему на выручку.

— Вы читаете исторические книги? — спросил Алкивиад. На лице его было написано крайнее удивление.

— «История — магистра витае, история — учитель жизни, пан учитель. — Мне удачно подвернулось изречение, которое я частенько слыхивал из отцовских уст.

Алкивиад пригляделся к нам из-под очков.

— Поразительно, — сказал он и впервые улыбнулся. Потом перевел взгляд на дверь кабинета Дира. — Сейчас меня ожидает переделка потруднее, — пошутил он. — Боюсь, что пан директор выставит меня вместе с Катоном. Все будет зависеть от того, застанем ли мы его в перипатетическом состоянии.

— А что это означает?

— Это означает, что меня интересует, будет ли он расхаживать по кабинету. Директор в моменты раздражения становится перипатетиком.

К сожалению, как только мы осторожно приотворили дверь, сразу стало ясно, что директор находится в опасном перипатетическом состоянии. Более того — у него был Жвачек.

Мы лихо шаркнули ногами, водрузили Катона на кресло, а потом торопливо стащили с Алкивиада плащ. Он был явно смущен нашим поведением. Потом я отнес плащ на вешалку, а Пендзелькевич и Слабый принялись раскручивать на Алкивиаде шарф.

Директор прервал свою прогулку и вместе со Жвачеком удивленно следил за нами. А мы опять шаркнули ногами. С этим шарканьем мы, пожалуй, перестарались, но это нас подвели нервы. Затем мы вручили Алкивиаду портфель и газету.

— Распаковать? — Мы указали на пакет.

— Хватит, — сказал директор, — и ступайте отсюда.

При столь решительной постановке вопроса нам ничего не оставалось, как еще раз шаркнуть ножкой и выбежать из кабинета.

Конечно, не в класс побежали мы, а выскочили во двор и притаились под окном кабинета.