Средство от Алкивиада

До нас доносился голос Дира и его торопливые шаги. Видно было, что он все еще находится в опасном перипатетическом состоянии.

— Это неслыханно! Показательный лицей! Школа с такими традициями! И такой скандал! И к тому же — на торжестве, я бы сказал, педагогического характера! Как вы могли допустить это и, что еще хуже, как вы могли не поставить меня об этом в известность! Вы меня выставили на осмеяние. Под влиянием ваших заверений, что все прошло как следует, я весело звоню пану директору и шутливо спрашиваю: «Как вы чувствуете себя после юбилея?» А это прозвучало как неуместная шутка, как издевательство! И только тут я узнал, что там произошел скандал! Беготня, крик, вой, нападение на воспитанников Дома, издевательство над учениками…

— Простите, пан директор, — откашлялся Алкивиад, — но это явно преувеличено, их только мазали ваксой.

— Только?! — загремел директор. — И это называется только?! Как мне это ни неприятно, но я считаю своим долгом сказать вам, что вы уже давно подвергаете тяжелым испытаниям мое доверие к вам, как к педагогу. Да и чему здесь удивляться, если вас больше интересуют мертвые статуи, чем молодежь. Зачем вы притащили сюда эту развалину?

— Статую склеили…

— Я не желаю ее видеть! Вы засоряете мой кабинет.

— Осмелюсь заметить, что статуя эта связана со славной историей нашей школы. Она выдержала две войны и пятьдесят выпусков вандалов. А это что-нибудь да значит.

— Нет, нет… Сейчас же уберите eel

— А кому она мешает?

— Да ведь из-за нее насмешек не оберешься! Мы никогда и не считали ее произведением искусства. Это только школьный инвентарь. А испорченный инвентарь следует убирать.

— Но уже одно то, что это бюст Катона…

— Катон не относился к разряду прогрессивных деятелей…

— Однако он — символ некоторых древнеримских достоинств.

— Нет, коллега, я не вижу никаких оснований — ни моральных, ни эстетических… ни политических для пребывания здесь этой особы — все эти основания скорее говорят за то, что этот гипс, или, как правильно его называет пани Калино, этот мусор, следует убрать. Возня с этой смешной и обезображенной фигурой вносит некоторый элемент рассеянности и нарушает серьезность наших заседаний. Довольно уже того, что мы вынуждены сносить конское ржанье за окном.

Старый конь Цицерон и в самом деле опять пробрался на школьную территорию и грустно ржал. Видно, вокруг вытоптанной спортплощадки осталось очень мало травы.

— Коллега Жвачек, закройте, пожалуйста, окно, — услышали мы голос Дира и, опасаясь разоблачения, дали тягу.

Первые три урока мы пребывали под впечатлением услышанного, а на большой перемене направились в учительскую и в дверях столкнулись со Жвачеком.

— Это опять вы! Что вам нужно?

— Мы к пану учителю Мисяку.

— В чем дело? — Алкивиад вышел к нам со стаканом чая в руке.

— Мы хотели бы взять карту.

— Карту… Но ведь урок у нас еще через два часа.

— Ничего. Мы бы тем временем повторили материал.

Преподаватели поглядели на нас с интересом.

— Может быть, нам следует захватить и какой-нибудь фильм… — быстро добавил я. — Ребята говорили, что есть фильм о пирамидах.

— К сожалению, аппарат испорчен…

— Это ничего. Аппарат можно починить… У отца Бэма радио и телемастерская, он наверняка справится и с этой починкой, — сказал Засемпа, — а пока что мы взяли бы карту и, может быть, те египетские диапозитивы, о которых рассказывали ребята.

— Хорошо… что-нибудь подберем… — сказал Алкивиад после минутной паузы.

Он допил чай и отправился с нами в кладовую. Когда мы отобрали карты и исторические таблицы, Пендзелькевич неожиданно спросил:

— Вам, пан учитель, удалось водрузить на место Катона?

— К сожалению, мои опасения оправдались, — спокойно ответил Алкивиад. — Пан директор не пожелал, чтобы Катон вернулся в его кабинет.

— Ну и что же теперь?

— Ничего. Придется его убрать.

— Вы его выбросите?

— Ну, нет. Я оставлю его у себя.

— А разве нельзя поставить его в историческом кабинете?

— У нас нет исторического кабинета. Он полностью аннексирован пани Калино.

— И вы, пан профессор, согласились на это?

— Я не подписывал с ней никакого соглашения, мои мальчики. И никто не принудил бы меня подписать подобный позорный акт.

— В таком случае вы сохранили на него все права.

— Конечно, но в данный момент поместить там бюст Катона было бы крайне неразумно, поскольку, как мне известно, пани Калино принадлежит к числу противников Катона, и я боюсь, что этот римлянин не прожил бы там и часа. Поэтому я и должен, хотя бы на время, убрать Катона.

— Но так не должно быть, — сказал я, — ведь он принадлежит школе.

— Да, он принадлежит школе, — подхватил Пендзелькевич. — Брат мой рассказывал, что когда он начал ходить в школу, Катон уже тут был. И товарищи брата, постарше его, тоже говорили, что когда они начинали ходить в школу, Катон тоже уже был. Он всегда здесь был.

— В том-то и дело, — сказал Алкивиад, — но увы — такова уж судьба старых вещей.

— Пан учитель, — сказал я, — отдайте его нам. Алкивиад застыл.

— Вам? Зачем?

— Он будет стоять в нашем классе.