Вскоре эта идиллия кого-то сильно огорчила. Почему всегда так? Если человеку хорошо, сразу находятся люди, которым от этого плохо. Вдруг мы узнаём: обстрелян Серёжин автомобиль. В брата, к счастью, не попали. Он заказал бронированный «Лексус», но водил по-прежнему сам. Шофёром и охраной пренебрегал. Выкинутые деньги: если серьёзным людям надо, завалят по-любому.
Однако его не хотели убивать. Его хотели напугать. Однажды ночью, когда брат, выйдя из ресторана, садился в машину, ему прыснули чем-то в лицо. Затем жестоко отпинали: повредили глаз, сотрясли мозг. Сломали два ребра. Серёжа надолго улёгся в больницу. Блюстителям закона твердил: мол, память отшибло. А если что вспомню – разберусь сам. Похоже, ему это удалось. Мне было любопытно – как, да спросить отчего-то не решался. Враги его по-тихому исчезли, остались только друзья. И вся собственность осталась при нём.
То есть про него можно сказать всякое. Например, можно сказать, что брат – жмот: поскупился на охрану. И вообще, не сильно ладит с головой. Но сказать, что он трус? Нет, это вряд ли. Теперь дальше. Этот же самый герой панически боится лечить зубы. Не знаю, как сейчас, но в 2003-м его улыбка напоминала изгородь в заброшенной деревне. А как иначе, если день начинается и кончается сигаретой? Притом что в кабинетах дантистов братец не замечен со школы. Если вообще бывал.
– Как ты общаешься с людьми? – спросил я. – Ведь стыдно же. У тебя партнёры, жена, любовница…
– Две.
– Тем более. Богатый человек, поместье вон целое отстроил (мы как раз осматривали его новую виллу). Ты можешь себе поставить лучшие зубы в мире. В Швейцарии или Беверли-Хиллз…
– Не могу, – ответил брат. – Понимаешь, у меня две м-м… фобии. Зубные врачи и самолёты. Я по жизни мало чего боюсь, – его лицо исказила досадливая гримаса. – Все серьёзные люди знают, что мне угрожать бессмысленно. Бессмысленно и вредно для здоровья…
Мы помолчали, отдавая дань Серёжиной крутости.
– Но как подумаю об этом кресле, – продолжал он, – колотит хуже, чем после запоя. Я у психоаналитиков был, веришь? Сам не верю. Туеву хучу денег выкинул на этих клоунов. И на гипноз…
– А под наркозом?
– Говорю тебе. Я близко туда подойти не могу.
– Погоди. Глотаешь дома пару таблеток валиума. Вырубаешься. И тебя отвозят…
– Всё. Закрыли тему.
Брат глянул так, что я вдруг понял, куда исчезли его обидчики на закате девяностых. И ещё я догадался – его ужасает не боль. Это другое. Может, полная беспомощность в руках дантиста? Совершенно невыносимая для человека, привыкшего контролировать, указывать, решать… Особенно – беспомощность под наркозом.
Как бывший психолог, я, разумеется, знаю, что такое фобии. Но об их причинах лженаука толком не договорилась. Самая известная, она же единственная, гипотеза такова: в несознательном возрасте человек сильно испугался. И затем всю жизнь страшится напугавшей его бяки. Или как-то увязанной с нею буки.
Предположим, младенца расстроил бородатый друг семьи. Склонился над колыбелью, в шутку зарычал. Ребёнок в истерике. Повзрослев, он необъяснимо опасается бородатых людей. Или собак вроде терьеров. А раз своего малолетства люди не помнят, значит, об источнике фобии догадаться нельзя. И всё же…
Серёжа боится чинить зубы и летать на самолётах. Здесь есть нечто общее. В обоих случаях – тотальная зависимость, потеря контроля. Откуда страх перед ней? Что с ним произошло? Самый лёгкий ответ: младенцем брата жёстко пеленали. И в таком виде уронили, допустим, со стола… Если мы когда-нибудь увидимся, расскажу ему об этом.
Но вот ещё более странный пример. Мой школьный приятель Ваня – тоже не из робких индивидов. Ныне серьёзный коммерсант, владелец магазинов, заправок, автомоек. Поднялся в те же девяностые, однако без могучего родителя, с нуля. В юности – удачливый фарцовщик, а также нападающий местной хоккейной команды. Все эти занятия с робостью мало совместимы.
Однажды смотрим вдвоём футбол у меня дома. Чемпионат мира, четвертьфинал. Тот самый, где Марадона забил англичанам рукой. Родители в гостях, у нас по этому случаю бидончик пива. Скумбрии копчёной порезали. Я отлил у папы две рюмахи водки. Добавил ему водички из крана, ничего – здоровее будет. Ваня поставил литр коньяка на англичан. Я согласился на пари, и, кажется, удачно. Аргентина вела 2:0.
Вдруг на улице стемнело. Тяжело и редко закапало. Небо разодрали две беззвучные молнии. Хлёстко, с оттяжкой бабахнул гром.
– Быстро выключай! – потребовал Ваня.
– Кого?
– Телевизор, идиот!
– Зачем??
Ваня метнулся к телевизору. Экран погас.
– Не понял. Это что сейчас было?
– То! Молния долбанёт в антенну, и телек взорвётся!!
Тут уже я испугался. Что если Ваню – прямо здесь, в моей квартире, – накрыло острое умопомешательство? Куда бежать? Кому звонить?
– Вань, – спокойно произнёс я, – не дури. Включи телевизор. Садись в кресло, и досмотрим футбол.
– Дебил!! – Ваня старался перекричать хлынувший ливень. – Ничего я не включу, пока эта сука не кончится! И тебе не дам!
Я встал.
– Ты не забыл, чья это квартира? Ну-ка, вали отсюда.
– Хорошо, я уйду.