Прихватил бутылку вина, сигареты и – на улицу. Нараспашку, без шапки, чтоб освежиться. Во дворе прохладно. Стемнело уже. Захожу в подъезд – опа… Три районных отморозка: Платон, Матвей и Сола. Из тех, которые рождаются в наколках. Под кайфом, глаза нулевые. Хотя Платон и без кайфа – увечный на всю голову. У него, знаешь, фишка была: креативно сходить по нужде. В чей-нибудь ранец, например, или почтовый ящик. Или в таз с замоченным бельём. Как-то облегчился в графин секретаря комиссии по делам несовершеннолетних. Дама вышла на минуту, а он успел. Его потом, я слышал, зарезали в колонии. Большая услуга обществу. Остальные двое чуть вменяемей, но только на фоне Платона.
И вот что я тебе скажу. Трезвый я бы мигом сделал ноги. А тут – охренеть! – нету страха, один кураж. Иду мимо них спокойно так, без ускорения. Даже кивнул Матвею, он в параллельном учился. Уже на лестнице слышу:
– Эй! Ну-ка, иди сюда.
Платон, сука. Возвращаюсь, опять-таки не спеша. Здесь главное не спешить. У них реакция на страх, как у зверей. Но опять чувствую – не боюсь. Первый раз в жизни не боюсь этих уродов. Ну, дадут в глаз, куртку почикают ножиком. Да плевать!
– У тебя курить есть?
– У меня, – говорю, – и выпить есть. Отметим?
Достаю бутылку, открыл, глотнул пару раз. Протягиваю им. Они её по кругу. Раз – и нет бутылки. Вынимаю «ВТ», на праздник берёг. Пропали, – думаю, – сигареты. А, хрен с ними… Закурил.
– Угощайтесь, пацаны.
– О, интеллигентские…
Отсыпали половину. Сола последним угостился. И суёт пачку в карман. Матвей ему:
– Отдай человеку, не греши.
– С какого?
– А чё, нормальный пацан. Тебя Фома, что ли, зовут?
– Куда идёшь?
– К Светке. С пятого этажа.
Знаю, тут проблем не будет. Правильная девушка, не их контингент.
– А-а, у неё собачка такая… мелкая? Болонка, да?
– Ты её болонку выгуливаешь? – заржали.
– Было дело.
– Она и сама как болонка. Иди, чё стоишь?
– Сигареты верни, – окончательно наглею…
– Отдали? – удивился Славик.
– Отдали.
– Девчонок-то привёл?
– Привёл… Не в этом дело. Я тебе объясняю, что такое избавиться от страха. Страх – это боль. И алкоголь для беспокойного индивида, типа меня, – это наркотик. Эйфория, в которой хочется жить дальше. А ты когда подсел на ликёро-водочные?
– На изделия-то? – Славик затянулся. Сунул окурок в пустую бутылку. Тот шикнул, затих. – В ДОКе.
– Это где корабли чинят?
– Это где доски пилят. Сразу из школы в универ не поступил. Мать достала: иди работай. Да и самому деньги нужны.
– А чего не поступил-то? – Фомин сощурился на потолок. – Что дядя-то не помог?
– Филфак МГУ – не его уровень. Завалили меня обидно… По всем экзаменам – отлично, а за сочинение – трояк. Глазам не верю. Я в школе по сочинениям ниже четвёрки не имел. Но если человека надо завалить, валят на сочинении. Тема не раскрыта – и поди докажи. Я нарочно свободную взял. Подаю апелляцию. А там приличных ошибок – ноль! Ноль, Фома. Так я сроду их не делал!
– И что там?
– Стилистические – нет, ты понял? Стилистические ошибки! Волнистой линией подчёркнуты. Например, я пишу: «Остальной дом, высокий и чёрный, казался необитаемым». Мне подчёркивают слово «остальной». Что здесь не так, – спрашиваю?
– Какой остальной?
– Отключи тормоза. Два окна горят всего! А остальной дом, высокий и чёрный, казался необитаемым! Динь?
– Да пошёл ты!
– А они не догнали. Якобы. В чём проблема? Это не по-русски. Звучит, как перевод с иностранного языка. Чушь собачья! Дальше смотрю. «Сбросив шубу, визитёр оказался юношей в мундире корнета лейб-гвардии гусарского полка». Как это – оказался? Разве в шубе он юношей не был? О, боги! Да был! Просто шуба скрывает возраст. Особенно – с поднятым воротником, на улице-то метель. Они что-то мычат через губу. Им же надо что-то мычать. Но с попонами я их уел.
В шахту сбросили что-то тяжёлое и квадратное. Неприличный грохот провалился вниз.
– Ты о чём писал-то?
– О старинной жизни. Короче, у меня такая фраза: «Они прошли тёмным, устланным попонами коридором». Чем это, – спрашивают, – устлан коридор? Накидками для лошадей? Усмехаются – поймали. Уважаемые, – интересуюсь, – вы читали рассказ «Баллада»? Бунина Ивана Алексеевича. У меня тут выписано. «Под эти праздники в доме всюду мыли гладкие дубовые полы, от топки скоро сохнувшие, а потом застилали их чистыми попонами». Полагаю, Бунину можно доверять. У них языки в задних проходах. Одна только нашлась бойкая, Адамович фамилия…
– Родственница?
– Пёс её знает. Выщип такой бесцветный, об лицо порезаться можно. И дура феерическая. К сожалению, говорит, читатель Бунина уже давно в мире ином, и никто сегодня не вспомнит диалектное употребление слова «попона». Это в лучшем случае нелепо. Если слово берётся в необычном значении, тому должны быть оправдания внутри текста, а не в авторитете Бунина. Стало быть, – перебиваю, – я тоже давно в мире ином. Что? Там же, где его читатель.
– Ну вот. И пошёл я вместо МГУ рабочим в ДОК. Платили нормально, даже без квалификации. Вредная работа: шум, опилки. Травматизм. И люди такие… зазубренные.
– В смысле?