После ухода человека Смирнова, назвавший себя Пьером, я наблюдал за догоравшим в камине листочком, пока от него не осталось ничего, кроме тёмного пепла. "Символично, — подумал я. — Впрочем, не будем смешить Бога, рассказывая о своих планах". Затем подошёл к окну и через приоткрытые ставни устремил взгляд во двор. Юноша уже вышел из гостиницы и забирался по ступенчатой подножке на большую повозку, когда к нему подбежал слуга Ромашкина и протянул ему мешок с сухарями. "А ирландский мальчишка потихоньку становится русским, — промелькнула у меня мысль. — Ни один англичанин, ни шотландец или уэльсец не даст просто так мешок с сухарями". Тем временем цокот лошадиных копыт растворился в шумных возгласах возниц, окликах уличных торговцев и грохоте обитых железом колёс по мостовой.
Тошнотворный дым от дешёвого вест-индского табака и торфяной печи заглушали вонь пролитого вина и пива, старого сыра и немытых тел десятка-двух моряков и дам, выдыхавших луково-пивной перегар. Пнуть ослабленное Бахусом тело, валявшееся у входа, оказалось достаточно, чтобы толпа расступилась передо мной, как море между двумя островами южнокорейского уезда Чиндо, открывая путь в полуподвальное помещение. В дальнем конце питейного заведения, еле освещённого несколькими свечами, я увидел пишущую что-то большим пером женщину. Она сидела за отдельным, огороженным столом возле барной стойки и выделялась среди присутствующей публики чистотой и опрятностью, как хризантема на навозной куче. Нельзя сказать, что она была красивее других женщин, встреченных мною в Кале, хотя привлекательностью она определённо обладала. На первый взгляд в ней не было ничего особенного. Преуспевающая вдова лет тридцати, царственно высокая, всё ещё миловидная, в особенности если смотреть на неё с некоторого расстояния или выпив изрядно шампанского. Но, несмотря на то, что её лучшие времена прошли, она не растеряла обаяния и от природы обладала гладким округлым лицом фламандки, с пухлыми губами и курносым носиком. Когда я направился в её сторону, она улыбнулась мне и показала кончиком пера направо. Следуя её совету, я вскоре оказался у двери, к которой подошла и она.
— Мадмуазель Жозефина? — спросил я у неё.
— С Вашего позволения, мадам, монсеньор, — ответила она.
— Эммануэль прислал мне письмо…
— Я поняла, — произнесла Жозефина. — Брат предупреждал. Идёмте за мной.
По крутой лестнице с очень низкими пролётами мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору до самого конца и оказались в маленьком помещении, чуть больше кухонной комнаты панельного дома Ле Корбюзье, где вчетвером уже тесновато.
— Обождите здесь, монсеньор, — вежливо сказала она. — Может, Вам принести вина или желаете провести время в обществе дамы?
Мой взгляд красноречиво обозначил ответ, но женщина не спешила удалиться.
— Возможно, — продолжила она, — монсеньор желает покурить особую трубку?
— Мадам, я польщён тем, что Вы пожелали сопроводить меня, но боюсь, я не располагаю в данный момент временем для подобных удовольствий. Более того, если я не увижу Эммануэля Макрона через четверть часа, то буду вынужден покинуть Ваше общество.
Жозефина покачала головой, и в этом жесте было нечто понимающее и одновременно насмешливое.
— Хорошо, — сказала она. — Подождите минутку. Брат сейчас освободится и подойдёт.
Не прошло и десяти минут, как в комнату вошёл мужчина в тёмном плаще и шляпе, и, едва посмотрев на меня, с облегчением выдохнул, словно нашёл в придорожной канаве потерянный им луидор.
— Не ожидали такого поворота? — произнёс Видлэн. — Мы с Эммануэлем старые приятели. Он не рассказывал? Странно… Положите руки на стол, месье русский шпион.
Мы замолчали. Жан-Люк, видимо, по причине ожидания от меня эмоций и каких-то слов или даже действий, я же по причине раздумий: что же им движет? Мне до умопомрачения нужна была информация, дабы просчитать его мотивацию, и я её не находил. При всём при том, что передо мной находился враг, это был достойный противник: умный, хладнокровный, преданный своему делу и своей стране.
— Вижу, мысли так и скачут в Вашей голове, — Видлэн посмотрел в окно, проверяя, на месте ли его жандармы — но боюсь, Вам так и не узнать всю правду. Видите ли, Вы уже однажды перебежали мне дорогу, спутав мои планы, так что я немного подстраховался, оставив некоторые распоряжения относительно развития дальнейших событий.
— Значит, мирно не разойдёмся, — произнёс я. — Один вопрос, пока не пришли ваши добрые помощники: отчего Вы решили, что я русский шпион?