Срезающий время

Всякий раз, находясь в городе на рынке, Ромашкин частенько оглядывался через плечо, но на третий день, когда заметил за собой слежку, проявил особую осторожность. И как нельзя вовремя. Пьер едва успел протянуть сверток, как к нему бросились двое мужчин, и только дьявольское везение помогло Андрею Петровичу избежать ареста. Ни минуты не сомневаясь, он использовал свою трость как палку и наотмашь рубанул ближайшего преследователя по лицу. Не ожидавший такого проворства от явного увальня бедолага только и смог обиженно вскрикнуть да рухнуть на прилавок с рыбой. Трость от удара лопнула, и оставшаяся заостренная щепка с рукояткой тут же вонзилась, как троакар хирурга в горло второму, успевшему схватить за рукав. Сам того не ожидая, Ромашкин расправился с соглядатаями, как заправский убийца или даже профессиональный диверсант, о которых он читал в брошюре. На одних инстинктах, ни проронив ни звука, быстро и четко. И только видевший все это юноша с восхищением проронил: «Экспедиция[85]… хитрый, как лиса, беспощадный, как волк и сильный, как лев».

К поселку перевернутых вверх килем отслуживших свой век лодок Андрей Петрович пробирался словно мышка, скрывающаяся от кошки. Еще загодя он выяснил, каким образом он доберется до Альбиона, и теперь искал рекомендованного ему человека. Иссохший, морщинистый владелец утлого рыбацкого челнока в высокой кожаной шляпе, штопая старую сеть, запросил за то, чтобы отвезти его на остров, двадцать пять ливров. Конечно, ныне все в городе стоило дорого, но это уж ни в какие ворота не лезло. Устремив на перевозчика холодный взгляд, Андрей Петрович предложил ему два экю, надеясь, что он не сдерет все содержимое его кошелька. Французских денег у него было не так уж много, а доставать фунты из котомки он побоялся. Все в Дюнкерке пуще смерти боялись иметь дело с контрабандистами, при которых не было видно товара, но лишь до тех пор, пока дело не касалось барышей. А коли касалось, робкие горожане мигом забывали о страхе перед гильотиной и готовы были, как шакалы, сражаться за каждый денье. Лодочник открыл было рот, потом закрыл его, пригляделся к клиенту повнимательней, оценивая необычную сумку на поясе, из которой торчала рукоять явно не половника и, к его удивлению, заявил, что он оставляет его без куска хлеба. «Кусок изо рта вырывают» – так и сказал, после чего сердито указал на свою посудину.

– Наденешь плащ Жиля. Если не понял, Жиль это ты – мой помощник.

– Это обязательно? – уточнил Ромашкин.

– Залезай! Да поживее, я не собираюсь тратить целый день из-за каких-то жалких пары монет. Эдак я с голоду помру. Пугают людей, заставляют работать за гроши…

Так он и причитал, даже когда, усердно работая веслами, вывел лодку в залив.

– Опускай сеть в воду, – приказал лодочник.

– Зачем?

– Ты что, в первый раз? Сеть должна быть мокрая, мы рыбу ловим.

– А-а, – протянул Ромашкин. – Понимаю. Это хитрость такая.

Травя за борт сеть, Андрей Петрович чуть было не упустил ее в воду и ухватился за веревку в последний момент, словно так и должно было быть, чем вызвал одобрение лодочника.

– И еще, месье. Я вижу, что вам терять нечего и человека прихлопнуть, что до ветру сходить. Вы не думайте обо мне плохого, я свою работу знаю. А пока перебирайтесь ближе к носу и ложитесь-ка отдыхать. Сейчас я поставлю парус, и к утру мы будем на косе. Все дурни отчего-то спешат к Дувру, но мы-то не дурни? Да?

Ориентируясь по каким-то приметам, звездам и еще чему-то, псевдорыбак вывел свою посудину прямо к косе утопленников на рассвете. Оттуда до Уолтона было рукой подать, а висевшие на распорках двадцатифатовые[86] сети и перевернутые лодки наблюдались тут же. Рассчитавшись, Андрей Петрович с удивлением обнаружил, что лодочник не спешит обратно, и поинтересовался причиной.

– Жду того, кому надо на ту сторону, – сухо ответил тот и отвернулся, не желая продолжать разговор.

«В принципе, – рассудил Ромашкин, – если есть те, кто спешит убраться с материка, вполне вероятно, найдутся и антагонисты. А мне пора, успеть бы до вечера в Лондон».

* * *