Срезанные цветы

– Никого нет, – раздался скрипучий голос из-за сарая, и оттуда появилась коза.

– У них, что тут, козы разговаривают? – удивился Морис.

– Сам ты козы, – обиделся голос, и только тут они заметили, что с той стороны забора на соседнем участке стоит маленький старичок.

– Ой, – сказала Мирослава, – извините, мы вас не заметили. Вы сосед Кукониных?

– Ну, сосед.

– Может, вы подскажете нам, где сами Куконины?

– Данилыч на рыбалке, Ивановна в магазин за хлебом ушла, а сыновья и снохи на работе.

– А вы не знаете, Ивановна скоро придет?

– Если оглянетесь, то сами узнаете. Вон она чешет! – хмыкнул старичок.

Детективы оглянулись и увидели спешащую к калитке пожилую женщину в темно-синем платье в мелкий белый горошек. Ее голову покрывал светлый платок.

– К тебе гости, Ивановна, – проинформировал ее сосед, едва она подошла.

– Вижу, – отмахнулась женщина. И обратилась к детективам: – Вы к Маруське?

– Нет, мы к вам.

– Ко мне? За молоком, что ли? – Женщина открыла калитку и ласково потрепала подошедшую к ней собаку, которая по-прежнему не обращала никакого внимания на гостей.

Тут громко заблеяла коза, по-видимому, обиженная тем, что ей хозяйка не уделила должного внимания.

– Ну, будет тебе, Палаша, – ласково сказала Ивановна и потрепала козу.

– Вообще-то мы хотели бы поговорить с вами наедине…

– Господи, – догадалась Ивановна, – как сразу не сообразила, вы ведь из города? Из-за Маргариты, – она покосилась на соседа, навострившего уши, – проходите в дом.

Детективы не заставили просить себя дважды. Хозяйка провела их в горницу, усадила на мягкие стулья за стол, застеленный вышитой скатертью.

– Молочка? – спросила она.

– Спасибо, не надо, – ответила Мирослава, с детства не любившая молоко, особенно козье.

– Зря отказываетесь, – улыбнулась хозяйка, – оно полезное.

– Мы знаем… Я Мирослава Волгина, а это Морис Миндаугас. А как ваше имя?

– Евдокия Ивановна, но все уже давно кличут просто Ивановной.

– Евдокия Ивановна! А Маргарита Куконина была вашей племянницей?

– Даже и не знаю… ее бабка была замужем за двоюродным братом моего мужа.

– Понятно, выходит, что даже вашей родственницей ее назвать сложно.

– Тем не менее она с нами зналась. Заезжала в гости. Она в этой деревне подолгу жила летом в детстве. Река и озеро ей наше так нравились, что она постоянно приезжала сюда отдыхать. Правда, у нас не останавливалась, хоть мы и предлагали ей. Но Маргарита говорила, что ей удобнее в палатке. Она ведь всегда не одна приезжала. – Евдокия Ивановна потупила глаза.

Мирослава кивнула:

– Но за продуктами она к вам приходила?

– Да, последнее время чаще приходил один молодой человек, Виталик. Маргарита говорила, что они собираются пожениться, только он совсем молоденький. – Пожилая женщина осуждающе поджала губы.

– А что вы можете сказать о ее детях?

– О детях ничего. Видела их часто маленькими, подростками еще приезжали несколько раз, но потом перестали.

– Почему?

– Не нравилась им деревня. Помню, последний раз Ольге лет четырнадцать было, так она нос сморщила и говорит: «И как вы тут живете? Никаких удобств и пахнет тут!» А чем у нас тут пахнет? – возмутилась Евдокия Ивановна. – Палашкой моей, курами или вон поросенком? Так ведь городские все готовое покупают в упаковке, а мы холим скотину эту, растим.

– Ваши продукты не сравнить с теми, что продаются в супермаркете, – попытался успокоить женщину Морис.

– Конечно, не сравнить! – отозвалась она. – У нас все натуральное!

– А Альберту тоже не нравилось в деревне? – вернула Мирослава женщину к прежней теме.

– Тоже тот еще гусь! – махнула рукой женщина.

– Маргарита Куконина продолжала поддерживать своих взрослых детей?

– Да только и шиковали за ее счет! – с сердцем проговорила Евдокия Ивановна.

– И, по-видимому, они были против брака матери с молодым парнем?

– Еще бы они не были против! Маргарита-то мечтала о полноценной семье. В последний раз говорила – рожу Виталику, тетя Дуся, ребеночка.

Морис с Мирославой переглянулись.

– Значит, между Маргаритой и детьми были ссоры?

– Открытых ссор не было, они боялись ее разозлить и потерять наследство. А так, хоть и родился бы у нее ребенок от молодого мужа, все она не оставила бы старших детей без поддержки, а впоследствии и без наследства.

– Евдокия Ивановна! У вас здесь в деревне в одно время с Маргаритой жила художница.

– Анечка?

– Мы, к сожалению, не знаем, как ее зовут…

– Кроме Ани, у нас других художников в этом году не было.

– Вы не подскажете, у кого она жила?

– У тетки Степаниды.

– А как ее найти?

– Степаниду-то?

Волгина кивнула.

– Так у нее изба на отшибе. Вы ежели от озера ехали по проселочной дороге, то должны были ее видеть.

– Мы по асфальтированной…

– Тогда вам надо выехать из села и доехать до околицы, там и увидите Степанидину избу.

– А почему дом Степаниды стоит на отшибе, а не в селе?

– Так они всегда там жили… – Помолчав полминуты, женщина добавила: – У Степаниды все в роду травницы, лекарки. Ну, и народ всякое говорит. Хотя они и роды принимали, и лечили. Рожать-то теперь в роддом ложатся, а за травками к Степаниде и молодые наведываются.