Срезанные цветы

– Нет, – покачал он головой с коротко остриженными волосами, заметно подернутыми сединой.

– Вы были в курсе ее личных дел? – Мирослава уставилась в спрятанные за стеклами очков глаза юриста.

Он моргнул пару раз и ответил:

– Относительно…

– Вы знали, что она собирается замуж за Виталия Артемьева?

– Об этом знали все, – спокойно ответил Тепличный.

– И как относились к этому сотрудники?

– По-разному. Но кому какое дело, с кем спит босс? – спросил он резко.

Волгина пропустила его колкость мимо ушей и спросила:

– А как вы лично относились к этому?

– Я?! – удивился он.

– Да, вы.

Тепличный коснулся пальцами своего острого подбородка, помолчал, потом решительно заявил:

– Я относился к этому с одобрением.

– Вот как? – недоверчиво протянула Мирослава.

– Да, да, с одобрением, – произнес он сердито, – вы не ослышались.

– Можно спросить почему?

– Потому что Виталий умный парень, и он проявляет искренний интерес к делу. А деткам Маргариты, простите за грубость, на фирму наплевать! Они продадут ее сразу же, как только дотянутся до нее своими алчными ручонками. Короче, конец близок.

На лице юриста так явно проступили все его переживания, что Мирославе даже стало его жаль, и она сказала:

– Петр Яковлевич, может быть, не стоит так волноваться?

Он в сердцах махнул рукой, вскочил с места, открыл встроенный бар и налил себе рюмку коньяка. Залпом ее выпил, потом спросил Мирославу:

– Вам налить?

– Нет, спасибо, не надо.

– Я в эту фирму всю душу вложил! Столько отдал ей сил. И что теперь?! Останусь у разбитого корыта на старости лет.

– Про старость вы явно преувеличиваете, Петр Яковлевич. И потом, возможно, новый хозяин возьмется за дело засучив рукава, и вы станете для него таким же ценным сотрудником, как для Кукониной.

– Не надо меня успокаивать!

– Да я и не успокаиваю вас, просто рассуждаю логически.

– Да уж, – усмехнулся он.

– Вам становится смешно при одной мысли о женской логике? – спросила она с улыбкой.

– Нет, женская логика здесь ни при чем. Просто, если бы вы были знакомы поближе с детьми Маргариты…

– Я немного с ними познакомилась, – осторожно произнесла она.

– Вот именно, немного!

– Но мне и этого «немного» хватило.

– Да? – Глаза юриста недоверчиво блеснули за стеклами очков.

– Поэтому я и сказала о перспективах развития фирмы под руководством нового владельца.

– Вашими устами бы да мед пить.

– Во всяком случае, Петр Яковлевич, вы, как человек, умудренный жизнью, должны понимать, что не следует опускать руки раньше времени. Никто не знает, как именно будут развиваться события.

– Ну, что ж, в ваших словах есть доля истины, – он посмотрел на нее оценивающе, – и возможно, немалая доля.

– Петр Яковлевич, как вы думаете, смерть Кукониной выгодна ее детям?

– Вполне, – ответил он сразу, – но они не убивали ее и не нанимали киллера.

– Почему вы так уверены в этом?

– Потому, что знаю их с подросткового возраста. Руки у них загребущие, душа пустая, но кишка тонка, чтобы убить кого-то, тем более собственную мать.

– А вы сами, Петр Яковлевич, подозреваете кого-нибудь?

– Я газеты читаю и новости по местному ТВ смотрю, и думаю я, что это дело рук маньяка или… мстителя какого-нибудь ненормального.

– Мстителя? – переспросила Мирослава заинтересованно. – Но кто может мстить столь одинаково таким разным женщинам?

– Вы детектив, вам и карты в руки, – ответил Тепличный.

– Ну что ж, спасибо за помощь.

– Не думаю, что я чем-то помог вам.

– Как знать.

Мирослава спустилась вниз и, забравшись в машину, села на место пассажира.

– Куда едем? – спросил Морис.

– Домой.

Часть пути она молчала, и Миндаугас не пытался ее разговорить. И лишь когда они выехали на шоссе, Мирослава пересказала Морису свою беседу с Петром Яковлевичем Тепличным.

Наполеонов тем временем вызвал к себе Алика Гурского и допрашивал его с пристрастием.

– Вы знали актрису Марианну Завадскую?

– Да, я был ее фанатом.

– Вот как? А как же Алла Полетова?

– Аллу я любил, а Марианной восхищался как актрисой. Понимаете, как актрисой! Не более того!

Наполеонов делал вид, что не понимает.

– Вы что, заядлый театрал?! – напирал он на Алика.

– Представьте себе! – начал тот выходить из себя.

– Как часто вы бывали в театре?

– На всех премьерах Завадской! Впрочем, – добавил он, – я ходил и на те спектакли, в которых Марианна не была задействована.

– И какие тому доказательства?

– Билеты!

– Какие билеты? – не понял следователь.

– Билеты на спектакли и программки!

– Вы что же, все это храните? – недоверчиво спросил Наполеонов.

– Представьте себе! – с вызовом ответил Гурский.

– А другим актерам вы дарили цветы? – поинтересовался следователь.

– Бывало.

– Подтвердить это, конечно, никто не может?

– Скорее всего, – уныло ответил Алик, – вряд ли они запоминают лица поклонников…

Наполеонов внимательно рассматривал сидящего перед ним свидетеля и думал о том, как долго еще Гурский будет оставаться именно свидетелем и не пора ли присвоить ему статус подозреваемого…

– Вспомнил! – Гурский так неожиданно подпрыгнул на стуле, что Наполеонов даже вздрогнул.

– Что вспомнили?

– Очковая! Очковая! – завопил Алик.

– Змея, что ли? – с подозрением покосился на него следователь.