В любви к одной очень достойной девушке по имени Ластонька, которая живет недалеко от управы, работает в пекарне под руководством самого министра хлебобулочной промышленности Хруща, и на которой он хочет жениться сразу, как только эта суматоха с выборами монарха уляжется.
Не то, чтобы он выдал это признание добровольно — сначала гвардеец попытался исподтишка улизнуть из-под опеки царевны, и только будучи пойманным в десяти метрах от отведенной ему в управе комнаты, припертым к стенке, взятым за пуговицу на животе и почти утащенным по месту постоянной прописки, был вынужден рассказать всё.
Неизвестно, какой реакции он ожидал, но буйный и абсолютно искренний восторг царевны ошеломили его до такой степени, что он согласился пойти к своей суженой в ее сопровождении.
О чем сейчас, постепенно придя в себя под порывами ветра и снега, начинал потихоньку жалеть.
— …А я говорю, вашвысочество… Серафима… что там было какое-то недоразумение. Чокнутые какие-то собрались, слова сказать не дали — сразу набросились, — неловко втянув перевязанную чистой тряпицей голову в воротник и сконфуженно озираясь по сторонам, словно опасаясь увидеть на лицах прохожих издевательские насмешки над своим нелепым положением охраняемого девицей, упрямо бубнил Спиридон. — И не надо за мной следить никому. Тем более, вам… тебе, то есть… Тоже мне — девку на выданье нашли!.. Разве что в нужник за ручку не водят! Шагу одному ступить не дают! В комнату Макарчу на какой-то крендель подселили, а он храпит, как лошадь!.. И так башка трещит, ребра ноют, руку тянет, ключицу от этого кирпича ломит, так еще от его рулад последнего сну лишился! И перед Ластонькой мне же стеснительно: что я, инвалид какой — ходить со мной везде?!..
— А кирпич с крыши на тебя тоже просто так упал?
— В смысле? — споткнулся и остановился от неожиданности постановки вопроса Спиридон.
— В смысле, почему он на Кондрата не упал, или на Ивана, или на Прохора?
— Так он же это… кирпич… ему до потолка на кого падать!..
— Вот и упал бы на них. Почему на тебя?
— Так рассуждать, вашвысочество, так можно сказать, что и лошадь специально понесла, чтобы меня зашибить!
— Лошадь? — забеспокоилась Сенька. — Какая лошадь?
— Да вчера днем, когда я из управы шел, на Незваном спуске лошадь с телегой понесла, едва за подоконник уцепить успел, подпрыгнул — то снесла бы, окаянн…на…я… А что ты… вы… ты… на меня так смотришь? Скажешь, ее тоже дворяне науськали?
— Четыре, — тихо проговорила Серафима. — Раз, два, три, четыре.
— Чего — четыре? — настал черед Спиридона беспокоиться.
— Четыре раза. За пять дней.
— Да перестань ты выду…
— Спиря, — сурово свела брови царевна. — Сколько раз за то время, пока не прибыли эти стервятники, на тебя падали кирпичи, наезжали лошади и наваливались в темноте полудурки с кистенями или ножами?
— Н-ну… Это… Как бы… Н-не помню… но…
— Вот я говорю, Спирь, что, во-первых, не было это никакой случайностью, во-вторых, что на тебя в самом деле готовились покушения, и, в-третьих, не надо так озираться — поверь мне на слово, что я смогу защитить тебя ничуть не хуже Макара или Ивана.
— Защитить!.. Меня!.. — задетый за больное, Спиридон снова встал посреди тротуара и страдальчески воздел здоровую руку к серому низкому — потянись и достанешь — небу. — Да про то же я вам… тебе… уже второй день толкую!!! На кой пень меня защищать!!! Кому я нужен, чтобы на меня покушаться!!! Кто я такой?!
— Некоторые думают, что ты — последний настоящий наследник престола, — спокойно сообщила Сенька, со скрещенными на груди руками невозмутимо пережидая очередной — десятый за день, не меньше — всплеск эмоций бедного, готового взвыть от самоотверженной товарищеской заботы гвардейца. — И, слушай, Спирь, тебе не кажется, что из тебя бы вышел лучший царь, чем из сливок местного общества?
— Сливки — то, что слили… что на поверхности плавало… — сумрачно пробормотал гвардеец и серьезно глянул на своего сопровождающего. — Нет. Из них, не спорю, цари получатся — не конфетки, но из меня еще хуже.
— А, может, нет? — хитро прищурилась в ответ Сенька. — Может, в тебе скрыт кладезь премудрости и предприимчивости, который только и ждет момента, чтобы пролиться на жаждущих верноподданных благословенным дождем?
Спиридон опешил, и едва не поскользнулся.
— Что… во мне скрыто?..
— Я говорю, может, ты умнее, чем кажешься, — ворчливо повторила комплимент царевна, и солдат вздохнул с облегчением.