Срок

– Давай попробуем, если наш план не сработает. Может, сжигать дверь не обязательно, Туки. Но знаешь ли, может случиться так, что портал сработает только в одном направлении. Может быть, Флора прошла через него по ошибке и оказалась в книжном магазине, как в ловушке. Может, нам удастся ее уговорить, и она воспользуется парадной дверью.

– Уговори, – попросила я.

Пен пожала плечами:

– Да как это вообще может сработать? Я даже не могу уговорить Флекса Уилера не разбрасывать носки.

– Ты встречаешься с Флексом Уилером? Забавно, это имя мне о чем-то напоминает…

– Культурист. Настоящее имя моего нынешнего парня Кеннет. Он хо-чанк, и я зову его Флекс, потому что он поднимает гири.

– Он тебе нравится?

– Может быть. Пока это просто долгие прогулки и свидания в зуме, где на заднем плане всегда есть пара носков, развешанных на стуле или еще где-нибудь.

– Я считаю это хорошим знаком. Человек в носках. Повезло.

У меня перехватило дыхание от боли при мысли о Поллуксе.

Около одиннадцати утра, в свое обычное время, Флора опять зашуршала в районе стеллажей с художественной литературой. Пенстемон посмотрела на меня, изобразила когтистые руки, как в каком-нибудь триллере, и мы замолчали. Я написала Катери и Асеме: «Она здесь». Некоторое время спустя появилась Асема. Затем вошла Катери и встала, нахмурившись, засунув кулаки в карманы куртки. Ее волосы отросли и лежали волнистой копной. Она казалась уравновешенной и спокойной. Мы рассредоточились по книжным рядам. Флора копалась в разделе «Кулинарные книги» – я была почти уверена, что призраки скучают по вкусу еды. Грустно было бы об этом думать, если бы Флора не пыталась «поглотить» меня саму. Я посмотрела на Асему, ожидая, что она услышала громкое шарканье Флоры, но ее лицо ничего не выражало. Катери отрицательно покачала головой. Они не слышали шагов Флоры, звяканья ее браслетов, скользящего шелеста шали или шуршания брюк. Пенстемон указывала Флоре путь. Асема подалась вперед, но не могла сказать, задержалась ли сейчас Флора у секции мемуаров или у раздела политики. Катери не слышала, как Флора просматривала «Историю коренных народов» и остановилась у прилавка из обломков яхты. Флора, казалось, колебалась перед входом в исповедальню. Я оставила ее дверь открытой.

Флора вошла в исповедальню. Я кивнула Асеме, шагнула вперед и вытащила из кармана листок бумаги, который Пенстемон дала мне, потому что считала, что Флора нуждается в прощении. Она написала слова отпущения грехов. Indulgentiam, absolutionem, et remissionem peccatorum tuorum tribuat tibi omnipotens, et misericors Dominus. Amen[167]. Я принялась медленно читать на латыни эти слова, которые, вероятно, было больно слушать, пока не дошла до самого конца. Затем твердым тоном я произнесла: Ego te absolvo. Последовали пауза, молчание, тяжелое ощущение раздумья. Затем мы все вместе произнесли одно из самых красивых предложений на английском языке.

Иди с миром.

Ничего. Она все еще была там. Грустная, выжженная, затхлая, одинокая. Я сжала голову руками, чтобы сдержать рвущиеся наружу мысли. Там что-то было. Там непременно должен был быть ключ. Я бы попробовала что угодно.

– Подождите минутку, – сказала я. – Я знаю ее любимое предложение. Слушайте!

Накануне я говорила о Прусте. Однажды я и в самом деле выучила наизусть найденную у него фразу, которую, как я знала, Флора любила так же, как я.

Слабый стук в окно, как будто что-то об него ударилось; вслед за тем сыпалось много чего-то легкого, точно из верхнего окна кто-то сыпал песок; потом это нечто сыпучее начинало распространяться вширь, постепенно упорядочивалось, подчинялось определенному ритму, становилось текучим, звонким, музыкальным, неисчислимым, безбрежным: это был дождь[168].

Ничего. Но я чувствовала, что она слушает, как всегда чувствуешь внимание аудитории.

– Это был дождь, – проговорила я громче.

Она определенно цеплялась за мои слова. Мысли проносились в голове, касаясь то нынешнего, то прошедшего. Потом я натолкнулась на место, которое показалось мягким и болезненным; осталась там и нашла еще несколько слов, которые застряли во мне. Слов, которые, как я в отчаянии подумала, могли ей понадобиться, потому что, возможно, она преследовала меня из чувства собственного достоинства. Может быть, она нуждалась в том же, в чем леди с костями. Она нуждалась в благодарности. Я стиснула зубы и попыталась сосредоточиться, несмотря на свое негодование. Это было нелегко, но я выложила все начистоту:

– Хорошо, Флора. Сдаюсь. Ты спасла мою мать. Ты многое сделала.