Как известно любому, кто когда-либо отправлялся в экскурсионный полет на орбиту, пассажирский отсек Экскурсионного Орбитального Судна прискорбно напоминает изнутри некую разновидность наземного транспорта, давно уже канувшую в прошлое и известную как автобус «Грейхаунд». Хотя верно, что «место водителя» (читай «кабина пилота») расположено не «спереди», а «сзади», тут все те же ряды двойных кресел и все тот же узкий проход между ними. И хотя верно, что мужская и женская уборные располагаются не в хвосте, а на носу, аварийный шлюз занимает практически то же место, что и аварийный выход в автобусе. Инстинктивное ощущение, что, войдя в пассажирский отсек, ты попал в прошлое, усиливают квадратные иллюминаторы, расположенные через равные интервалы вдоль стен – по одному на каждый ряд кресел. Они не только похожи на окна, они и называются «окнами».
Но тут твердо заявляет о своих правах наша космическая эпоха, и поразительное впечатление производят прямоугольные обзорные экраны, вмонтированные в палубу перед каждым двойным сиденьем, и несомненно изумляет потолок, который от носа до кормы и от правого до левого борта представляет собой единый гигантский обзорный экран, который, едва ОЭС выходит на орбиту, показывает Небеса и все их чудеса с такой невероятной точностью, что благоговеющий экскурсант на время пяти витков, составляющих экскурсионный полет, забывает, что над ним на самом деле потолок.
Вопрос о том, намеревался ли Генри Диккенс захватить одновременно место у окна и место у прохода, в любом случае не имеет смысла. Он занимал оба кресла, пока не вошел последний экскурсант и за неимением свободных мест дал понять, что собирается сесть рядом с ним. Диккенс с готовностью освободил место, но припозднившемуся – мистеру Артемусу Солницу из Питтсбурга, штат Пенсильвания, – сразу стало очевидно, что его сосед по натуре одиночка – «первостатейный мизантроп», как он выразится позднее. (Мистер Солниц – вышедший на пенсию инженер канализационных служб, который проживает со своей матерью и посвятил лучшие годы своей жизни собиранию неизбежных и разнообразных отходов жизнедеятельности цивилизации (по его собственному выражению) и который сейчас коллекционирует редкие книги. Он член Общества святой паствы новой реформированной пресвитерианской церкви и каждое воскресенье поет в хоре.
Вскоре после появления мистера Солница в отсек вошла мисс Шоу, произнесла положенную речь о Райском обеде, который скоро все вкусят, объяснила, как в (маловероятной) чрезвычайной ситуации развернуть и надеть облегченные скафандры, спрятанные под подушками сидений, щелкнула тумблером возле аварийного шлюза, от чего спинки сидений откинулись назад, превратившись в кушетки, и приказала всем расслабиться, пока властвует «Большая Г», пообещав, что совсем скоро «ее» заменит «Послушная Искусственная Г». После она вернулась в кабину, задернула занавески из гибкостали и подобающе расположилась на своей половине сдвоенной кушетки ускорения, которую делила с младшей стюардессой мисс Найсли и которая стояла бок о бок с мягкими откидными сиденьями, занимаемыми космопилотом Арчи Мердоком и вторым космопилотом Биксом Брэкстоном. Несколько минут спустя из диспетчерской поступила команда «Старт», и ЭОС взял курс на звезды.
Ионный двигатель функционировал безупречно, и буквально через минуту «Большая Г», иначе говоря, сила земного притяжения, отступила, и все испытали на себе слабую и довольно приятную тягу, когда взяла свое «Послушная Искусственная Гравитация». Мисс Шоу вернулась в пассажирский отсек и перевела тумблер в первоначальное положение, благодаря чему кушетки снова трансформировались в кресла.
– Ух ты! – воскликнул мистер Солниц, человек довольно корпулентный, а потому часто страдающий от одышки. – Это было круто!
Генри Диккенс не ответил.
Он пристально смотрел в окно.
«Он даже не затаил дыхания, а словно бы вообще перестал дышать, – сообщил позднее мистер Солнитц. – В статую превратился».
По всему отсеку раздавались изумленные возгласы по мере того, как все новые взоры узревали Чудеса, обещанные в издании «Небесные Экскурсии» известного путеводителя «Бедекер»: и те, что открывались в обзорном экране в потолке, и те, что были видны в «окна», но больше всего восторгов вызывало голубое с зеленым чудо, которое вдруг вспыхнуло у них под ногами.
– Ну надо же, совсем как пляжный мяч! – раздался чей-то возглас.
Все рассмеялись.
Все, кроме Генри Диккенса.
Он по-прежнему смотрел в окно. Смотрел, не отрываясь.