В определенном смысле то, что он попросил Марианну помочь ему в починке самодельного двигателя, сослужило хорошую службу. Если бы он появился ни с того ни с сего и вдруг начал рассказывать ей, что «космический флот» собирается разбомбить земные города и пощадить деревни, это могло бы вызвать подозрения. А так получилось, что он обратился к ней за батарейками и в качестве благодарности пообещал проявить к ней снисхождение. А его импровизация о преобразовании энергии в управляемую цепную реакцию послужила отличным прикрытием. Он был уверен, что Марианна знает об атомных двигателях не больше, чем он.
Принц Мой Трейяно занял более удобное положение в кресле пилота, сделанном из спичечного коробка. Снял шлем из фольги и распустил бороду. Затем выключил рождественскую гирлянду под иллюминаторами, обтянутыми пищевой пленкой, и посмотрел вниз. Сельский пейзаж казался россыпью драгоценных камней.
Утром он будет дома, в своем дворце среди ив, в уюте и безопасности. Но сначала надо будет спрятать сковородку в той же кроличьей норе, где он оставил ручку. После этого он сможет откинуться в кресле и расслабиться; он сделал доброе дело, да и домашних обязанностей, к его великой радости, теперь станет вдвое меньше.
Мимо пролетела ведьма на метле. Принц Мой Трейяно неодобрительно покачал головой. Какое доисторическое средство передвижения! Неудивительно, что люди перестали верить в ведьм. Если хочешь преуспеть, нужно идти в ногу со временем. Будь он таким же старомодным и закостенелым, как его соплеменники, он бы до конца жизни нянчился с беспомощным (по крайней мере, что касается ведения домашнего хозяйства) холостяком. Нет, Говард Кинг – отличный малый, не хуже других. Но он никогда не избавится от пыли и грязи, если так и будет сидеть на крыльце, мечтательно посматривая вдаль, болтать сам с собой и ждать, что его девушка когда-нибудь одумается и вернется домой из этого сумасшедшего города.
И раз уж дошло до такого, приходится быть современным. Марианна не заметила бы его, не говоря уже о том, что не стала бы даже слушать, явись он к ней в своем обычном виде под своим настоящим именем. В двадцатом веке у людей такое же богатое воображение, как в восемнадцатом и девятнадцатом: они продолжают верить в существ, обитающих в темных долинах и морских глубинах, а также в летающие тарелки и космических пришельцев…
Но никто не верит в домовых…
Маленькая красная школа
Перевод Н. Виленской
Ронни делал большой крюк всякий раз, как ему попадался город. Эти новые белые города с потоками машин и большими заводами никак не могли быть тем местом, которое искал он. Местом, где были старые домики, и тенистые улочки, и маленькая красная школа…
У самого въезда в его городок росла кленовая роща, а по ней протекал ручей. Его Ронни помнил лучше всего: летом он бродил по воде, зимой катался по льду на коньках, осенью смотрел на листья, плывущие, как лилипутская флотилия, к морю.
Ронни был уверен, что узнает свою долину, но пока не находил ее среди полей, лесов и холмов, по которым шел. Порой он сомневался, правильно ли выбрал железнодорожную ветку. Те ли это рельсы, по которым поезд-аист унес его в большой город к родителям?
Если по правде, из дома он не сбегал. Безликая трехкомнатная квартира, где он прожил месяц, не его дом, а бледные незнакомцы, встретившие Ронни на вокзале, не его отец с матерью.
Настоящий его дом в долине, на самом краю городка, а настоящие родители – Нора и Джим. Они никогда не говорили, что он их сын, но все равно они настоящие. Зачем они посадили его, спящего, в поезд и отправили к незнакомцам, которые выдают себя за его родителей?
Ночью, когда темнота подкрадывалась к костру, Ронни думал о Норе, Джиме и своем городке, но больше всего о мисс Смит, учительнице из маленькой красной школы. Вспоминая о ней, он делался храбрым и ничего не боялся, лежа в летней траве под летними звездами.
На четвертое утро он доел последние концентраты, которые стащил у ненастоящих родителей. Понимая, что долину теперь нужно найти как можно скорее, он быстро шел вдоль путей, высматривая впереди хоть что-то знакомое – дерево, холм, ручеек. Поездку на поезде-аисте он совершил впервые и потому не знал толком, как выглядит родная долина, но был уверен, что узнает ее, как только увидит.
Ноги у него окрепли с тех пор, как он сошел с того поезда, и головокружение накатывало все реже. Солнце больше не слепило глаза и не оставляло на них красных отпечатков, если Ронни долго смотрел на небо.
Ближе к вечеру он услышал свисток и понял, что идет правильно и что долина где-то недалеко: так кричит поезд-аист.
Он спрятался в кустах у насыпи, глядя на несущийся мимо состав. Там сидели дети. Они смотрели в маленькие окошки, как смотрел он сам, удивленный и порядком напуганный, когда проснулся в поезде и мимо его больных глаз помчались неизведанные края.
Какие у них бледные лица. Неужели и он такой был? Да, наверно. Кажется, жизнь в долине как-то влияет на цвет лица, на глаза и на ноги.