Племя разбилось на группы. Старики сидели отдельно от молодых мужчин, женщины в стороне напевали хором знакомый мотив.
Райан стоял у костра один. Из мужчин он здесь самый младший. Они с Мериум – последние дети, рожденные в племени. Тогда оно насчитывало несколько сот человек, а собаки не совсем еще одичали, и охотиться на них было легко. Тогда по окутанной пылью земле кочевали и другие племена. Райан порой думал о том, что с ними стало, но в глубине души знал ответ.
Становилось все холоднее. Райан подбросил хворосту в костер. Огонь похож на людей, думал он: пожирает все, что может, и умирает, когда есть становится нечего.
Забил барабан, и женский голос пропел:
– Что есть дерево?
– Это зеленый сон, – ответил кто-то из стариков.
– Что стало с живой землей?
– Она обратилась в прах.
Щеки Райана вспыхнули от гнева, горло свело. Вступительные фразы Танца всегда так на него действовали.
Один старик, лет тридцати, вышел на свет костра, шаркая ногами под бой барабана. Красное зарево осветило его морщинистое лицо и корявый лоб.
возвестил он тонким дрожащим голосом.
Другие тоже выходили в круг, обтянутый собачьей кожей барабан ускорял ритм. Кровь Райана все быстрее струилась по жилам, наполняя его свежими силами.
Райан не мог больше сдерживаться. Ноги его переступали в такт барабану, голос примкнул к общей песне:
Райан притопывал ногами вместе со всеми, руки его рвали воздух и метали куски в огонь. Сила вливалась в тощие члены, наполняла хилое тело. По ту сторону костра он увидел Мериум, и у него захватило дух от ее красоты. Он снова почти желал ее и мог себя убедить, что когда-нибудь пожелает по-настоящему. Что действие Танца не истощится на этот раз: он останется сильным, уверенным и бесстрашным, и найдет много собак, чтобы накормить племя. Быть может, тогда мужчины начнут желать женщин, как раньше, и он сам пожелает Мериум, и племя, расплодившись, снова станет могучим…
Он топал ногами что есть силы и пел во весь голос. Ненависть, как вино, согревала тело, туманила мозг. Пение, переходящее в вой, скорбело и обвиняло, отражалось от мертвых холмов и мертвого моря, летело по окутанной пылью земле:
Тридцать дней в сентябре
Перевод А. Комаринец
Вывеска в витрине гласила: «ШКОЛЬНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА ПО СНИЖЕННОЙ ЦЕНЕ. ДЕШЕВЛЕ НЕ НАЙДЕТЕ», а ниже значилось буквами поменьше: «Умеет готовить, шить и полезна по дому».
Дэнби это навело на мысли о партах и ластиках, об осенних листьях и книгах, мечтах и смехе. Владелец магазинчика подержанных товаров нарядил ее в цветастое платье и красные сандалии, и она стояла в выставочной коробке посреди витрины точно кукла в натуральную величину, которая только и ждет, чтобы кто-то пробудил ее к жизни.
Отвернувшись, Дэнби попытался выбросить ее из головы и пойти дальше по весенней улице к стоянке, где держал свой малолитражный «бэби»-«бьюик». Лора скорее всего уже заказала, нажав на нужные кнопки, ужин, через четверть часа заказ будет стыть на столе, и жена придет в ярость, если он опоздает. Но он так и стоял… Высокий, худой, еще не совсем распрощавшийся с молодостью, которая все еще проглядывала в его мечтательных карих глазах и гладкости свежих щек.
Собственная инертность выводила его из себя. Он тысячи раз проходил мимо магазина по пути от парковки к офису и от офиса к парковке, но сейчас впервые остановился и заглянул в витрину.
Но ведь и в витрине впервые стояло нечто, чего ему по-настоящему захотелось.
Дэнби постарался разобраться в себе. Ему что – в самом деле нужна школьная учительница? Едва ли. Но Лоре определенно нужна помощница по хозяйству, а робот-горничная им не по карману, и Билли точно не помешала бы помощь с домашними заданиями, учитывая, что скоро ставить галочки в экзаменационных телетестах, и…