Следующая дверь – опять Эрни, лучше ее закрыть. Может, вот в эту? Бар, набитый орущей толпой, бумажные гирлянды, воздушные шарики. Крис прижег подвернувшийся шарик сигаретой, поднял стакан.
– С Новым годом! – Грустная Лора сидела за угловым столиком. Он схватил ее за руку, поднял на ноги. – Да все в порядке, чего ты! Когда ж и погулять, как не в Новый год!
– Ты же говорил, милый…
– Говорил, что брошу, и брошу. Завтра. – Его шатнуло, но он выдал это за танцевальное па. – С Новым годом, детка!
– С Новым годом, милый. – Она поцеловала его в щеку, и он заметил, что она плакала.
Он вывалился из бара обратно в полярную ночь.
Он сидел за кабинетным столом напротив седого человека в белом халате.
– Взгляните на это вот под каким углом, – говорил тот. – Вы только что выздоровели после долгой болезни, но иммунитета против нее у вас нет – поэтому вы должны избегать любых контактов с вызывающим ее вирусом. У вас низкий алкогольный порог, Крис, и пресловутой первой рюмки вам следует опасаться больше, чем среднему запойному пьянице. Кроме того, ваше второе, алкогольное «я» диаметрально противоположно первому и не желает считаться с реальностью. Оно уже проявило себя так, как и не снилось вам настоящему, и может выкинуть такое, что разрушит всю вашу жизнь. Очень вас прошу, Крис: держите его в руках. Ну вот и всё – до свидания и удачи. Рад, что мы сумели так хорошо вам помочь.
Крис знал, что ждет его за следующей дверью, и не хотел ее открывать. Но она открылась сама по себе, и он помимо воли переступил ее темный порог.
Они с Лорой выгружали из машины пятничные покупки. Стояло лето, на бархатном небе блестели звезды. Он устал, как и следовало ожидать в конце рабочей недели, но напряжение после трех месяцев трезвости пересиливало усталость. Пятница давалась ему особенно тяжело. Вечер пятницы он всегда проводил у Эрни, и если одна его половина помнила, как погано ему бывало в субботу, то другая тосковала по кратковременной эйфории – прекрасно зная, что эйфория эта граничит с животной распущенностью.
Пакет, который он нес, порвался, картошка раскатилась по всему дворику.
– Черт! – Крис, опустившись на колени, стал ее собирать. Одна вредная картофелина понеслась по дорожке, отскочила от трехколесного велосипеда сынишки, закатилась под заднее крыльцо. Он полез за ней и наткнулся на что-то гладкое. Надо же… весной после субботней пьянки он там заначил бутылку виски и совсем про нее забыл.
Бутылка мерцала при свете звезд, сырой земляной холодок проникал в колени. Один глоточек, молила вторая его половина. Только один.
Нет, ответил он. Ни за что. Да, вопили натянутые нервы. Что тебе будет с одного-то глотка? Давай быстро, пакет недаром порвался, это судьба… Пальцы сами собой открутили крышку.
Лора, высокая и стройная, стояла в дверях патио на фоне освещенной гостиной. Он продолжал собирать картошку, и жена, увидев, в чем дело, засмеялась и стала ему помогать, а потом пошла к живущей неподалеку сестре за маленьким Крисом. Когда она вернулась, бутылка опустела наполовину, и Крис расслабился.
Дождавшись, когда она пойдет укладывать сына, он сел за руль и поехал в город.
– Привет, Крис, – удивился Эрни. – Что тебе налить?
– Стопарик и пиво.
На другом конце стойки сидела высокая блондинка с голубыми, как горные озера, глазами. В ее ответном взгляде читался холодный расчет. Виски придало Крису храбрости, только что выпитый ерш добавил. Он сел на табурет рядом с девушкой.
– Выпьете со мной?
– Конечно, почему бы и нет.
Он взмыл орлом над месяцами имбирного эля. Подавленные желания просились наружу, второе «я» выступало на сцену. Он знал, что завтра возненавидит себя, но сегодня любил. Сегодня он бог, перепрыгивающий холмы, шагающий через горы. Он поехал к блондинке домой и вернулся домой под утро, благоухая дешевыми духами. При виде лица Лоры в субботу утром ему захотелось убить себя – и он убил бы, если б не припрятанные полпузыря виски. Заначка спасла его, и он снова пустился в загул.
Масштабный загул получился. Он продал свою машину и вскоре очутился с блондинкой в каких-то меблирашках в Каламазу. Она помогла ему пропить последний доллар, после чего исчезла. К Лоре он больше не вернулся. Прежние его путешествия по улице дураков касались одной только выпивки – теперь он не смог бы смотреть Лоре в глаза. Делать ей больно – одно, растоптать бесповоротно – другое.
Он не вернулся и утюжил улицу дураков годами. Недобрые это были годы: прошлое на поверку оказалось ничем не лучше настоящего.
Сияющая гора нависала над ним. Он готов был принять ее, что бы это ни означало, но ему осталась еще одна дверь, последний горький глоток. Он перешагнул через бездну времени в кабачок на Скул-стрит, допил заказанный шесть лет назад стакан мускателя и подошел к окну.