Срыв

Старик на секунду смолк и чувствовалось, что он ждёт ответа. «Может быть это от Господа? – подумал Олег Николаевич. – Может, это Он положил на сердце брата заговорить со мной?

А что если, в самом деле, рассказать ему всё, исповедовать мой грех, очиститься от внутренней отравы? Может это час Господень? Будь, что будет… Ведь жизни же нет от всего этого…»

Владимир Никанорович преподал ему когда-то крещение. Помогал советом на первых шагах служения сначала дьяконом, а потом и на более высоком уровне. Олег Николаевич был уверен в искренности слов пожилого брата.

– Ну, а в чём это проявляется? – снова попытался он вопросом отвлечь ситуацию от прямой необходимости отвечать.

– Мне трудно назвать сейчас что-то конкретное, Олег, но я это чувствую. Вот нутром чую, сердцем, что у тебя что-то не так. Ведь я помню тебя с самой молодости и, честно говоря, всегда радовался, видя твоё рвение в деле Божьем. Каждая твоя проповедь была наполнена огнём любви к Богу. Ты просто зажигал слушателей! Многие уверовали под влиянием твоих проповедей. Только вот в течение последнего времени огонь будто гаснет в тебе, взгляд у тебя какой-то грустный…

Олег Николаевич делал вид, что внимательно, со смирением слушает своего наставника, но чувствовал, где-то внутри в нём зашевелилось раздражение. Ведь он же трудится для Господа не покладая рук, в любое время дня и ночи готов беседовать с ищущими совета, мотается по всему региону, неделями дома не бывает! Ведь не жалеет он ни сил, ни времени, а тут немного расслабился – и сразу же наставления! Ну что, у самого Владимира Никаноровича никогда не бывало никаких духовных спадов? Ведь невозможно же всю жизнь работать в полный накал, можно ведь и немного расслабиться. Да и сам Владимир Никанорович наверняка никогда не находился в подобном положении, как Олег сейчас. На некоторое время эти мысли отвлекли его, но конкретные вопросы Владимира Никаноровича чуть не застали его врасплох:

– Может, у тебя нелады в семье? С женой всё в порядке? Или, может, грех какой приключился? Ты можешь мне, конечно, не отвечать, но всё же призадумайся, Олег. Удели побольше времени для молитвы, и Господь откроет тебе, в чём у тебя проблема.

Олегу Николаевичу захотелось ответить ему что-нибудь резкое и прекратить этот разговор. Почему у Владимира Никаноровича сложилось такое конкретное мнение? Откуда он взял себе право высказывать такие подозрения?! Не слишком ли это? От желания исповедать свой грех не осталось и следа. «Нет, это будет глупо, – думал он. – Спокойно, нельзя разоблачать себя, ведь старик ничего конкретного не знает. Всё только какие-то намёки…»

– Владимир Никанорович, я вам искренне благодарен за вашу заботу обо мне, – Олег Николаевич старался говорить ровно, но не получалось, голос звучал резковато. – Во мне действительно что-то произошло. Вы знаете, сколько сейчас проблем в церквах, сколько мне приходится разъезжать по региону? Неделями дома не бываю. Просто переутомился я, регулярно недосыпаю. Надо, наверное, немного отдохнуть.

Старик-пресвитер внимательно посмотрел ему в глаза, ничего не сказал, предложил только помолиться.

Олег Николаевич чувствовал, что брат не поверил ему. Может, надо было показать больше тепла в голосе, лишний раз улыбнуться ему? Или, наоборот, более самоуверенно выступить, может, даже гневно отвергнуть все подозрения? Он продумал свои ответы и вроде бы никаких ошибок не обнаружил. Хотя сердцем понимал, что всё же допустил ошибку, мог всё привести в порядок, но не сделал этого.

* * *

Проповедь он попытался закончить как можно скорее и, сославшись на головную боль, которая в действительности раскалывала его череп, сразу скрылся в глубине сцены. Он знал, был уверен, что Светлана узнала его и обязательно будет его ждать. Он переждал, пока народ разойдётся и вышел в фойе дома культуры. Ноги были, как ватные.

– Здравствуй, Светлана.

– Здравствуй. Узнал меня?

– Конечно, узнал. Как ты?

– Да, как сказать, ничего хорошего…

– Со здоровьем как? Ты мне тогда говорила, что у тебя какие-то обследования проводились.

– Лечимся…

– Что-нибудь серьёзное?

– Может быть.

Они немного помолчали. Он был рад, что она не упрекает его, не устраивает сцену. Он разглядел её лицо, попытался заглянуть в её глаза. Кожа была бледной, глаза впавшие, очень грустные.

Какое-то новое, неведомое чувство колыхнулось в его груди – чувство ответственности за этого человека. Откуда оно взялось, он не понимал. Но оно было в нём и побуждало задавать Светлане вопросы. Но разговор продолжила она.

– Я тогда сразу почувствовала, что никакой ты не токарь. А попала сюда случайно, соседка пригласила. Она баптистка.

– Как тебе понравился вечер? – решил он перейти в атаку.

– Знаешь, я даже толком не слушала о чём ты говорил. Мысли разные кружились в голове. Да и ново всё это для меня. В первый раз я на таком мероприятии.

Тут он решил говорить только правду и во что бы то ни стало исправить допущенную тогда ошибку.