Между тем, дела в стране шли все хуже, и надежд на улучшение финансирования больше не было. Один из английских купцов в Ла-Гуайре советовал Ланкастеру уезжать: «Думаю, чем скорее мы,
19 апреля 1827 г. Ланкастер, бросив свое скудное имущество, навсегда покинул Южную Америку и в июне вернулся с женой и приемными детьми в США[1188]
. Проведенные в Великой Колумбии три года педагог считал потерянными – по сути, он не получил ни морального, ни материального удовлетворения: у идеи расширить государственное образование не было будущего из-за недостатка финансов, ведь в итоге даже сам суперинтендант работал безвозмездно. Сообщая о приезде Ланкастера в Нью-Хэйвен через датский остров Санкт-Круа, газеты писали: «Насколько мы понимаем, его планы не увенчались успехом, и он оставил страну разочарованным»[1189]. Один из знакомых каракасских купцов радовался, что Ланкастер и его жена «вновь оказались меж цивилизованных людей, ведь здешние вряд ли могут считаться таковыми»[1190].Вновь начались лекционные туры по Северной Америке – Нью-Хэйвен, Трентон, Филадельфия, Нью-Йорк, Монреаль… Ланкастер выступал с лекциями на самые разные темы, в том числе и с рассказами о Южной Америке, естественно, весьма нелестного содержания. Так, в кратких записях к лекции 1827 г. отмечены в числе прочих следующие пункты: «жестокость и подавление [колониальной власти]», «убийство =
Подобно суровому моряку Портеру, гуманный просветитель Ланкастер покинул Латинскую Америку разочарованным, оскорбленным в лучших чувствах и не получив вознаграждения за труды. Былые энтузиасты дела «южных братьев», и Портер, и Ланкастер вернулись в США с ненавистью к молодым государствам Западного полушария. Очевидно, неудачи этих хорошо известных общественному мнению людей, а также множества офицеров-добровольцев из Англии и Ирландии способствовали утверждению образа Латинской Америки как непредсказуемого региона, где не умеют ценить честную службу. Складывалось впечатление, что преуспеть удалось лишь врагу североамериканской нейтральной торговли адмиралу Кохрэйну.
Неудачи ждали не только североамериканцев, служивших молодым республикам. Дипломаты США также обычно оставались недовольны странами пребывания. О скорейшем возвращении домой мечтали не только те, чье пребывание в Латинской Америке ознаменовалось скандалами, но и в целом удачливые политики, как, например, Форбс или Андерсон[1193]
.Не всем, впрочем, удавалось вернуться из «печальных тропиков». Жертвами желтой лихорадки стали сыновья Портера и Орацио де Сантанджело, бесчисленные солдаты и офицеры из числа иностранных добровольцев. Перемена климата и образа жизни зачастую была губительна и для дипломатов: от той же желтой лихорадки скончались коммодор Перри (1819), посланник в Великой Колумбии Андерсон (1826), поверенный в делах в Центральной Америке Миллер (1825), в Перу умерли «особый агент» Превост (1825) и поверенный в делах Кули (1828), в Венесуэле – консул Лоури (1826), в Бразилии – поверенный в делах Тюдор (1830), в Буэнос-Айресе – посланник Форбс (1831)[1194]
. Так что хотя все путешественники отмечали благотворность климата Чили и Буэнос-Айреса, в целом складывался образ Латинской Америки как региона небезопасного не только с политической, но и медицинской точки зрения.Испанская Америка на страницах “North American Review”: проект Джареда Спаркса, 1823-1830