Сшитое лицо

– Люблю… Особенно зимой, когда вспоминаю о лете. Мне не хватает его. Почему лето такое короткое?

– Зимой всегда хочется лета… – отозвался Бэркэ.

– И дождя… Зимой воспоминания о летнем дожде… волнуют мне душу, – тихо сказала она. Они опять встретились взглядом и замолчали.

Уходя, Айыына, пройдя несколько шагов, вдруг остановилась и обернулась. Сидящий на земле Бэркэ встретил её тревожный взгляд и ободряюще моргнул ей обоими глазами.

Небо освободилось от туч, сменив их рябью белых барашков, через которых яркое солнце ласкало зелёную тайгу. Пробежав до полудня вдоль речки, Айыына покинула ее, как сказал ей Бэркэ, и повернула на восток. Одежда ее вся истрепалась, руки саднили от царапин оставленных ветками деревьев. Не в силах больше бежать, она все больше держась за стволы деревьев, брела по лесу. Падая и поднимаясь, Айыына чувствовала, что её опять бросило в жар – начался очередной приступ лихорадки. Её охватила слабость и, лёжа в траве, она вдруг ощутила приступ паники. Попробовала заставить себя подняться, но не смогла. Ее вырвало, и некоторое время она лежала без сил, потеряв счёт времени. Вдруг, в лесном шуме, ей послышался звук колокольчика. Показалось, подумала она, – я брежу… Но через мгновение она вновь услышала его. Приподнявшись на руках, Айыына, всматривалась в лес, и вдруг увидела мелькнувших среди деревьев оленей. Присмотревшись, она разглядела что они связаны друг с другом, и на некоторых из них уложены тюки. «Домашние!» – с волнением подумала она, и вскоре увидела их погонщика – одинокую сгорбленную фигуру на передовом учаге. Айыына вскочила, и шатаясь от слабости бросилась наперерез с криком о помощи. Силы были на исходе, она несколько раз падала, но с радостью увидела, что её услышали. Олений аргиш остановился, и седок на передовом учаге спешился. Выждав некоторое время, он опасливо двинулся к ней. Айыына чуть не падая от изнеможения, двинулась к нему навстречу. Она издали заметила что-то знакомое в фигуре приближавшегося к ней, и хромающего на одну ногу, старика. «Эчинэй!» – с радостью вспомнила она имя этого седобрового старца, в прошлом году указавшего им с отцом путь.

– Помогите! – крикнула она, бросаясь без сил к нему.

– Айыына?! О, духи, что с тобой? Как ты попала сюда?! – воскликнул Эчиней, подхватив на руки падающую изможденную девушку. Испуганно оглядываясь вокруг, он постарался привести в чувство оказавшуюся на грани обморока Айыыну. – Где твой отец? Где ваши люди?! Айыына, дочка… Что случилось?

– Они там… На реке… Бэркэ, Хонгу… – бессвязно залепетала она, на грани обморока. – Помогите, он ранен…

– Кто ранен?! Где на реке? – попытался растормошить её Эчиней, изменившись в лице.

– На реке… На слиянии… Двух рек… Недалеко…

– Ай, ай… На вот, попей, Айыына, – старик, достав из висевшей на олене сумы емкость с жидкостью, и приложил к ее пересохшим губам, – Это поможет тебе… Пей!

Айыына с жадностью сделала несколько глотков: мир поплыл перед её глазами, и она, окончательно потеряв сознание, погрузилась в темноту.

22. Харги

Айына очнулась от тихого возгласа и, открыв глаза, увидела, что она сидит за круглым столом сандалы посередине комнаты их балагана. Горящая на столе лучина, мерцая и колеблясь, скудно освещала окружающую темноту. Она не сразу разглядела в дальнем углу чью-то приткнувшуюся на край топчана-орона согбенную фигуру. Голос был до боли знакомый, и, в волнении приглядевшись, она по едва видимым очертаниям узнала свою мать.

– Айыына, – она опять позвала ее.

– Ийэ! Мама! – воскликнула изумленная Айыына, и в порыве хотела вскочить, но вдруг почувствовала, что что-то держит её за заведённые за спину руки. В полумраке, она не видела лица матери, но разглядела, как та вдруг грустно покачала головой.

– Айыына! – она опять услышала грустный голос матери, прозвучавший как полустон, на выдохе.