Сшитое сердце

Разве может христианин не поддаться чарам этой боли, если церкви возведены на костях мучеников, если катехизисы ставят в пример принесенных в жертву детей, если верующие молятся перед образом Матери, оплакивающей умершего на кресте Сына? Разве можно не любоваться страданием, если Бог подал нам пример, принеся в жертву своего Сына, позволив ему плакать кровавыми слезами и выставлять напоказ свои раны? Терновый венец, крест, искупление святых – надо страдать, чтобы удержать мир в равновесии, платить, чтобы другие могли идти дальше.

Да, отец Андре воспринимал боль как соль земли! И вот теперь голос этой маленькой женщины выплескивал в его церковь горе, наполнявшее его тело несказанной нежностью. Его душа трепетала. Заостренное пение Анхелы терзало его плоть, проникало в него, возбуждало его чувства. Тогда священник попытался защититься, захотел утопить этот голос среди других поющих голосов, но тот настолько выбивался, что разрушал стройный хор. Только орган мог его сопровождать.

– Будешь солисткой, больше ты ни на что не годишься! – сухо заключил он, перед тем как всех распустить.

В следующее воскресенье М. Д., снова облаченный в ослепительно белый костюм, вместе с друзьями пришел послушать, как поет девушка, которой он покровительствовал.

На паперти ждала окутанная солнцем Клара. Увидев, как из нарядного экипажа вышел белый с ног до головы старик, она улыбнулась ему и совершенно естественно взяла его под руку, словно как раз его-то и ждала. Если старик и был удивлен, он не подал виду и включился в игру прекрасной незнакомки. Они вместе вошли в церковь и бок о бок прошли по центральному проходу. Друзья богатого судовладельца не знали, что и думать. Они вполголоса переговаривались, пытаясь выведать, что это за новая возлюбленная. Как правило, М. Д. не был таким скрытным.

Дойдя до середины нефа, он расстался с моей сестрой, чтобы она села среди женщин, потом быстро, словно юноша, на нее взглянул, увидел в устремленных на него соломенных глазах огромную любовь и задрожал при одной только мысли о том, что это прекрасное создание может ускользнуть. Тут Анхела запела, и чувства старикана от этого будто удесятерились. Он сел подальше от друзей, на самый край скамьи, чтобы вволю наглядеться на Клару, чтобы упиваться ее солнечной красотой. Прихожане, захваченные голосом Анхелы, не заметили зарождающегося романа. И даже сам священник еле справился с волнением и с трудом смог отслужить мессу.

После благословения голос снова заполнил церковь и души, вливая в них такую сладкую боль, что никто и не подумал выйти раньше, чем он смолкнет. Никто, даже Клара, которой не терпелось вернуться к свету и к этому человеку с серебряными кудрями.

Оказавшись снаружи, на солнце, Клара подвела М. Д. к собравшемуся на паперти клану Караско. Все ждали Анхелу, чтобы поздравить ее.

Мартирио держала на руках первенца, а живот ее под юбками снова начал округляться. Теперь Клара могла делать все, что ей заблагорассудится, это больше не забота Мартирио, и свои ядовитые поцелуи она приберегала для мужа. Она лишь удивилась, что Клара влюбилась в старца.

Свита М. Д. держалась поодаль, вполголоса злословя.

Анхела в конце концов вышла вместе с группой хористов, и старик пришел в восторг, узнав, что Клара – ее сестра. Он поцеловал руку прелестной девушке, оживившей его чувства.

– Приходите же полюбоваться моим вольером когда пожелаете, – пригласил он. – Ваша сестра знает дорогу!

Он распрощался с Караско и, поздравив отца Андре, сел в ожидавший его экипаж и уехал.

– Что ж, ваша сиятельная нашла себе нового поклонника и на этот раз выбрала не стекольщика! Этот-то купается в роскоши! А ты, ночка моя, больше даже и не думай ничего платить вместо сестры! – смеясь, восклицал Люнес, когда мы направились домой.

По дороге я держала Клару за руку – за ту, на которой человек в белом запечатлел поцелуй.

Голос дьявола

Воскресенье.

В церкви рты у всех наполнены размякшим Богом. Анхела вместе с другими хористами мелкими шажками приближается к алтарю.

Пока они репетировали, отец Андре постепенно ее приручил. Теперь она повинуется ему и считается с его замечаниями. Но этот покорный голос с каждым днем все больше завладевает священником. У него отрастают чувства, на поверхность выходят прежние волнения, нежности, поцелуи… Чем дольше он дергает за ниточки эту женщину-птицу, тем крепче узлы, которые ее удерживают, затягиваются на его собственном горле. Он приказывает, она подчиняется. Однако он чувствует, что одержим этой женщиной, этим голосом, этой болью.

Отец Андре подает Анхеле облатку. Мальчик из хора машинально поднимает свой золотой поднос повыше, к самому подбородку причащающихся, чтобы ни одна божественная крошка не упала на пол.