Планы по производству мяса «выполнялись» и благодаря откровенному очковтирательству, «двойной бухгалтерии». Этот вопрос хорошо исследован на примере Курской области. Совхозы и колхозы сдают государству крупный рогатый скот и свиней. Это включается в государственную статистику. За сданный скот получают деньги. Скот остается на «передержку», чтобы поднять его вес. До сих пор все по нормальным правилам. Но оставляют все в тех же совхозах и колхозах, а отнюдь не на откормочных площадках приемных пунктов. Приходит время и тот же самый скот сдают уже во второй раз. Сдают не образовавшийся привес, а вновь «чистым весом». Одна и та же корова учитывается два раза. Такое происходило не только в Курской, поив Воронежской, Свердловской областях, Краснодарском крае. В Воронежской области «на передержке» скот не кормили, и во второй раз его вес был ниже, чем в первый, но статистика продолжала декларировать «увеличение производства мяса»[843]
.Отрицательную роль с необратимыми последствиями имела реализация идеи Хрущева о создании «агрогородов», предполагавшая укрупнение колхозов и совхозов, уплотнение населенных пунктов. Эта идея последовательно развивалась на декабрьском (1959 г.) и январском (1961 г.) Пленумах ЦК и на XXII съезде КПСС.
Было признано целесообразным, в сельской местности строить дома двух и более этажей. Традиционный устаревший тип переустройства села отвергался как дорогостоящий. Сселение деревень шло одновременно с укрупнением колхозов и совхозов. Этому процессу придавались высокие темпы. В 1957–1960 гг. ежегодно исчезало около 10 тыс. ранее (в 1950–1952 гг.) уже укрупненных. В 1963 году колхозов насчитывалось 39 тыс. против 94 тыс. в 1955 году. Наряду с колхозами укрупнялись и совхозы, а также многие колхозы превращались в совхозы. Если в 1958 году совхозов было немногим более 6 тыс., то в 1964 году — их насчитывалось уже около 10 тыс., в среднем по 27 тыс. га земли каждый[844]
. Средние размеры посевов совхозов за 1954–1962 гг. возросли в результате их укрупнения в 3 раза[845].В большинстве своем колхозники поддерживали преобразование колхозов в совхозы, так как в этом случае они получали гарантированную оплату труда и пользовались государственным пенсионным обеспечением, чего в колхозах до этого еще не было. И, действительно, колхозники, перешедшие на работу в совхоз, по достижении пенсионного возраста получали государственные пенсии.
Выигрыш был и в заработках. В 1961 году в России заработок бывших колхозников, перешедших на работу в совхозы, повысился по сравнению с передовыми колхозами в 1,8, а с отстающими — в 3 раза[846]
.Централизация сельскохозяйственного производства, то есть объединение колхозов и совхозов, во многих случаях была неоправданной. В Кировской области, например, некоторые колхозы, имели площадь пашни до 30 тыс. га и объединяли до 120 деревень. И это было к тому же в лесной пересеченной местности[847]
. В таких условиях невозможно было в равной степени с хозяйственной точки зрения развивать села и деревни. В центральной усадьбе концентрировались животноводческие фермы, одним словом, основные хозяйственные объекты, которые обеспечивали колхозников работой. В деревнях же ничего подобного не оставалось, а новые хозяйственные объекты там больше уже не строились. Объекты социально-культурной инфраструктуры также не возводились. Все больше людей оставались без работы, а условия жизни с каждым днем ухудшались. Центральные усадьбы и крупные села объявлялись перспективными, а остальные — неперспективными. Реализация антинаучной концепции «перспективных» и «неперспективных» деревень искусственно создала условия для ускорения процесса деградации советской деревни.В конце 1950-х — начале 1960-х гг. усилилось наступление на частный сектор. Сокращалось поголовье скота в личных подсобных хозяйствах. Уменьшались размеры личных приусадебных участков. В 1958–1964 гг. их размер в колхозах был сокращен на 12 % (до 29 соток), в совхозах — на 28 % (до 18 соток), производство мяса и молока в личном подсобном хозяйстве упало на 20 %. Все это не могло не отразиться на продовольственном обеспечении страны, дефицит которого в начале 1960-х гг. стал ощущаться уже довольно остро. Общественные настроения крестьян окончательно качнулись в сторону бегства из деревни в города. Как пишут М. А. Безнин и Т. М. Димони, «выдержав борьбу за выживание двора в 1930–1950-е годы, крестьянский двор подорвал свои силы. В какой-то момент на рубеже 1950–1960-х годов был превышен предел возможностей крестьянского противостояния разрушительным действиям государства. Наступил надлом, крестьянство покидало деревню. Нараставший в 1930–1940-е годы „исход из деревни“ вступил в свою завершающую стадию»[848]
.